– Ну и что увидел? – спустя эту умозрительную Яшкину минуту, Кац при виде Яшкиной выдержанности, испугавшись захлебнуться от смеха в кофе, решил-таки побеспокоить того.
– Что сказать. Есть варианты, требующие своего рассмотрения, – Яшка, сопроводив свои слова многозначительным почёсыванием подбородка, сменил свою важность в виде такого залихватского «ногу на ногу» положения, придвинулся к столу и вызвал к себе внимание собеседников. Те же, жаждая услышать от того откровения, сами придвинулись к столу и вслед за ним, даже наклонили головы ближе к центру стола, откуда можно было без потери качества всё услышать. – Я, конечно, не рассчитывал на то, что нам сразу же здесь выпадет удача, думал, что придётся ещё побродить по городу. Но, видимо, фортуна учла нашу усталость с дороги и, не отходя далеко от кассы, подкинула пару вариантов, – многословность Яшки, скорее всего, вызвана желанием оттянуть время на раздумье над этими существующими под вопросом вариантами.
– Ну и кто тебе, особенно улыбнулся? – в ответ ему усмехнулся Кац, подозревающий Яшку в личной заинтересованности, для чего обернулся и пройдя взглядом по столикам кафе, попытался усмотреть наиболее желательный, улыбчивый для себя вариант. После чего повернулся к тому, где и принялся сопоставлять свои ожидания с предложенным Яшкой вариантом.
– Что ж сказать, во времена, когда глобализм шагает по миру, стараясь стереть различия между народами, одевая и пакуя его в модонеотличимое, без национального колорита одежду, сложно по внешним, детализирующих фигуру признакам определиться с его принадлежностью к той или иной … – Яшка не успел договорить, как Кац снова влез в разговор.
– Понятно, габбана того хмыря за тем крайним столиком, возмутила тебя до крайней степени переосмысления своих предпочтений и тем самым записала тебя в антиглобалисты, – вызвал соответственное сказанному смешливое согласие Фомы и угрюмое недовольство Яшки, который хоть и огорчился своим видением любимого бренда на однозначно недостойных плечах, какого-то чучела с усиками, но всё же, в тот отвлечённый своими мыслями момент, не придал столь категорического неприятия вида это хмыря. Когда как сейчас упоминание о нём Каца, заставило его с болью в сердце, принять эту мировую приложность, где мир со своей не избирательностью, однозначно загнивает и катится в бездну. И теперь любой, самый непривлекательный субъект, совершенно не радующий твоих глаз, имея в кармане лишнюю монету, может без труда облачиться в один из модных образчиков, которые выходят в свет, благодаря гению великих от кутюр модельеров.
И тогда спрашивается: да неужели творец модельного бизнеса, этот подмастерье изящества, трудящийся в окружении одних только модельных красавиц (Чтобы не вскружить себе голову всеми этими их видами и остаться верным своему модельерному делу, им приходиться направлять взор в противоположную их естеству сторону.), на ниве красоты, мог когда-нибудь представить, что он будет в услужении у всех этих абсолютно не отличающихся совершенством своих телесных форм и не разбирающихся в единстве цвета и сопоставимости надеваемого на себя вещевого разнобоя, непонятно что за нетворческих личностей.
Но Яшка всё-таки собрался с духом и, понимая, что Кац хочет сбить его с мысли, продолжил начатое, – Слышь. Хорош, меня сбивать смысли, – некоторая невыдержанность, сквозившая в словах Яшки, вызвала в Каце определённую почтительность к нему. Добившись соответствующего внимания, тот продолжил:
– Сначала, конечно же, мой глаз упал на тех двух красоток, – Яшка ещё раз с удовольствием посмотрел на уж слишком брюнетистых брюнеток, и, подмигнув сам себе, почему-то с облегчением вздохнул. Это, скорее всего, говорило о том, что он в некотором роде, опасался такой имеющей место женской яркости, которая заведёт тебя куда-нибудь в дальний и безлюдный уголок какого-нибудь заземелья и, не получив от тебя положенного ей за свою такую яркость, возьмёт в одно мгновение разочаруется в тебе и следом поблекнет, а вместе с ней поблекнет и потеряется всё вокруг, окружавшее до этого момента тебя, и что было только и видно в свете её яркости. И ты, лишившись этого света, уже не сможешь найти для себя выхода и окончательно потеряешься на задворках уже чьей-то бесцветной судьбы. Ну, в общем, Яшка, как и всё его поколение, не спешил обречь себя на стремительные и «всё сзади мосты сжигающие» отношения, которые однозначно светили при встрече с такой броской красотой. И уж лучше, не заглядываться и, обойдя их стороной, постараться сохранить нетронутым своё сердце и душу. Что, в общем-то, и делали все эти современные премудрые пискари, с облечением вздыхая над тем, что её взгляд не задержался на нём. Когда как всякие глупые сопляки, уже с горечью вздыхали над тем же, над её невниманием к этой юной душе, готовой ради неё сгореть без остатка. «Глупцы, одно слово», – скажут умудрённые этим без опытным опытом, носители, перегоревших в поверхностных связях, трусливых душ.