– Ну и что здесь есть такого, чего нет, предположим, в следующем подобном заведении? – усевшись на своё место и раскрыв меню, Кац с некоторым недовольством фыркнул на Яшку.

– Люди, – многозначительно заявил Яшка и, дабы этот слепец Кац смог понять его мысль, обвел глазами сидящих вокруг, мирно попивающих и поедающих свой заказ гостей заведения, которые имели не только все признаки людей, но даже все полные основания так называться. Правда при этом, они совершенно не подозревали насчёт себя ничего такого, что вложил в своё слово Яшка. Впрочем, он, скорее всего, в него ничего не вложил, а произнёс его лишь для того, чтобы обосновать этим своё право выбора. Ну а что поделать, когда чего-то сильно хочется, то люди и даже народ всегда оказываются если не крайними, то на слегка на острие чей-то атаки.

– И чем же здесь сидящие отличаются, к примеру, от тех сидящих на другой стороне улицы? – Кац кивнул носом туда, где в таком же уличном заведении, находясь в неведении такого внимания к ним, посиживали и беседовали о всяком своём любители чего-то своего. Но Яшка и ухом, и взглядом не повёл ни в ту, ни в какую другую сторону, а, уставившись на Каца, продолжил гнуть свою линию.

– Ну, во-первых, они ближе (По улыбнувшимся лицам Фомы и Каца стало понятно, что до них дошла эта очень точная контраргументация Яшки.), ну а, во-вторых, … а какая, к чёрту разница, – что и говорить, а второй довод Яшки, надо сказать, был куда существенней, чем первый отсыл к географии.

– Ладно, уговорил, – ответ Каца определённо несколько озадачил подошедшего к их столику официанта, который, к удивлению посмотревшего на него Фомы, как только была произнесена эта фраза, как будто упёрся в неё. Его улыбка, вмявшись об эту невидимую слово-преграду, деформировалась в зубобольную гримасу, с которой тот, всё же держа интонационную марку, чего-то там, как выражался всегда насчёт них Яшка, символично прокукарекал повернувшемуся к нему Кацу. Кац же при этом, своим мелочным, только питьевым заказом, конечно же, не может сгладить возникшую паузу-гримасу на лице официанта, который между тем, в их заказе видит только попусту трату своего времени, и лишь только его долг перед заведением и одним банком, не позволяет ему послать подальше этих носителей суеты и пустых, ничего для него не значащих слов.

– А ты чего там всё пишешь? – как только физиономия официанта покинула их столик, то вместе с ним их оставила всякая возмущающая мозг мысль. И для того, чтобы она вновь возникла, было необходимо за что-то зацепиться, что и проделал Яшка, уже давно, с прежнего места сидения, заметивший, что Кац успевает заодно со всеми своими кафешными и болтливыми делами, чего-то там у себя в планшете, с помощью, как ему казалось, ушедшего в небытие стилуса, постукивая по экрану, отмечать.

– Веду дневник, – Кац улыбнулся и, щёлкнув кнопку выключения, положил планшет перед собой на стол, чем вызвал внутреннее оживление в головах Фомы и Яшки, воззрившихся на эту чёрную поверхность девайса, который, чёрт знает что, написанное про них, хранил в себе.

– Ну так что? – но прозвучавший вопрос Каца, не дал возможности воображению Яшки расплавить себе мозг, который больше чем Фома, имел основания думать, что главным героем дневников Каца выступает именно он. И где, скорее всего, его личность изображена в самом неприглядном виде. Поэтому он тут же твёрдо решил, что как только ему выпадет свободная минутка, он тоже непременно возьмёт в руки такой же стилус, и с помощью него пропечатает на странице своих дневников всё то, что он о нём думает, и при этом, конечно же, его заметок будет на порядок больше, чем у Каца. Правда, прозвучавший не совсем вовремя вопрос Каца, не дав развить тому свою новую тему, вернул-таки Яшку на землю, после чего он непонимающе посмотрел на того и переспросил: