Вспомнились наличествующие наверху телевизоры, компьютеризированные классы, чистенькие душевые со свежими полотенцами и обеды из трех блюд. Кажется, я бы сознался.

Естественно, все эти условия отмечались мной все больше мельком, поскольку в первую очередь взгляд приковывал обитатель камеры. Мужчина сидел на полу, опираясь спиной о край кровати. На вид я дал бы ему лет сорок. Короткие русые волосы, то ли голубые, то ли серые – из коридора было не разобрать – глаза, под которыми залегли круги. По лбу несколькими извилистыми полосками пробежали морщины. Одежда такая же, как и у тех, что наверху, только более старая и явно реже отдаваемая в стирку. На безымянном пальце левой руки – классическое обручальное кольцо-печатка. Ногти выглядели неопрятно. И все эти штрихи страшно диссонировали с волевым и дисциплинированным лицом. Не знаю, может ли лицо быть дисциплинированным, но почему-то именно так хотелось его охарактеризовать. Сразу же сложилось впечатление, что передо мной военный, или полицейский, или по меньшей мере руководитель какого-нибудь крупного проекта, требующего быстрых решений и железной субординации.

– Кто это? – спросил я шепотом.

– Рейер Макнэлл, бывший капитан патрульного звездолета, – не понижая голоса, ответил Раджер. – Он нас не услышит, пока мы не разблокируем звукоизолирующее поле.

– И кого он убил? – Я тоже заговорил с нормальной громкостью.

– Свою жену.

Вот тебе и флотская дисциплина. Своеобразное применение полученным в армии навыкам. Впрочем, если две лекции, проведенные в тюрьме, успели чему-то меня научить, так это воздерживаться от поспешных выводов. Так что я относительно спокойно продолжал стоять напротив камеры и не сразу отвел глаза, встретившись взглядом с распрямившим спину заключенным.

– А обручальное кольцо он что, в память о ней носит? – прокашлявшись, полюбопытствовал я.

– Снимать не захотел. – Тюремщик пожал плечами. – На такую личную вещь имеет право – после тщательной проверки, разумеется.

Между тем Макнэлл поднялся и приблизился к прозрачной стене. Вид его был не испуганным, но настороженным. Раджер приложил палец к небольшому квадрату сенсора, расположенному на уровне глаз слева от камеры, деактивировав таким образом звуковой барьер между помещениями.

– Макнэлл, есть возможность прослушать курс лекций в рамках образовательной инициативы континентальных тюрем, – с непривычно тусклой, неопределенной интонацией сообщил он. – Это преподаватель, студент столичного университета Сэм Логсон. Лично я рекомендую ответить согласием.

Заключенный несомненно удивился, слегка приподнял брови, а затем принялся очень внимательно меня рассматривать. Так, словно я неожиданно заявился к нему на собеседование, и он пытался понять, есть ли у меня достаточный потенциал, чтобы быть принятым на работу.

– И какова же тема курса? – поинтересовался он, снова обращая взор на Раджера.

– Теоретическая астрономия, – не моргнув глазом, ответил тот.

Макнэлл не рассмеялся в голос, но плечи его недвусмысленно затряслись.

– Какой у вас год обучения? – спросил он у меня. – Впрочем, это неважно. Вы действительно рассчитываете научить меня чему-то новому в этой области?

Я почувствовал себя на удивление спокойно. Наверное, потому, что уже успел понять: моя основная миссия в данном заведении вовсе не в том, чтобы повышать уровень чьей-либо квалификации.

– Нет, – честно ответил, – но я надеялся, что, быть может, вы научите чему-то новому меня.

Недолгое молчание, за которым последовало неожиданное.

– Стало быть, вы обучаетесь на кафедре теоретической астрономии. К какой категории по классификации Файнса относится гамма созвездия Акации?