Едва подойдя к дверям спальни Дирарда, инквизитор отпускает служивых. Это ведь к добру, да? Ну точно!

— Мне теперь можно его навестить?

— Можно, — кивает инквизитор и открывает для меня дверь.

Не мешкая ни секунды, вхожу внутрь. Дедуля лежит в шелковых пижамах и колпаке, укрытый по грудь одеялами. Весь бледный, даже серый. А лицо то как осунулось.

— Как вы? — кидаюсь к нему, а дедуля во все глаза смотрит на инквизитора, что не спеша входит следом за мной.

— Инквизитор больше не считает вас виновным, так ведь? — спешу обрадовать я, присаживаясь на кресло у кровати и беру сухую, непривычно холодную руку дедули.

— Вы снимаете с меня обвинения? — удивляется супруг, будто бы должно быть иначе.

Что за реакция? Неужели, он ждал другого?

— Верно. Мы все-таки нашли и допросили человека, которому вы поручили выкрасть шкатулку. Но кражу, по факту, совершил не он. Его опередил другой вор, — выдает инквизитор, и весь мой мир в этот миг застывает.

Что он такое говорит? Дедушка кого-то нанимал? Вздор!

— Так что, поскольку в краже вы фактически не виновны, то освобождены. За подкуп охраны музея вам грозит штраф. Этим займутся в местном управлении. А что касается совести, на нее закон не распространяется, — дополняет инквизитор, а мне хочется вскочить и закричать: “Стоп! Что тут происходит? Вы ошиблись!” Но выражение лица дедушки хуже чистосердечного признания.

Нет же… Нет! Он не мог! Он не стал бы!

— Шкатулку удалось найти? — только и спрашивают Дирадр.

— Ее отвезут в личное хранилище Его Величества. На этом я вас, пожалуй, оставлю. Рад был знакомству, леди Рошэ, — кивает инквизитор в этот раз весьма строго и сдержанно, но все же на лишнюю секунду задерживает на мне взгляд, и только потом уходит.

Его равномерные уверенные шаги еще доносятся какое-то время. Стражи бегут следом. Дворецкий что-то говорит, а затем хлопает дверь, и мир погружается в вязкую тишину. Даже воздух вокруг меня будто густеет.

Что этот инквизитор тут сейчас наговорил?

— Сири, — зовет меня дедушка, и я вырываюсь из ледяного омута страшных мыслей, и смотрю на господина.

— То, что сейчас сказал инквизитор… это ведь ложь? — только и спрашиваю я.

В глубине души я уже давно все поняла, но не хочу в это верить. Не могу. Дирадр ведь знал, как для меня важна эта шкатулка. Он бы не стал…

— Прости, Сири, — говорит господин, и мое сердце разрывается от боли.

— Нет! — мотаю я головой. — Вы не могли так со мной поступить. Или.. вы сделали это для меня? Но зачем же таким методом? Мы ведь вместе придумали другой план! Так зачем же…?

— Я не могу тебя отпустить!

— Что? — охаю я. — Вы хотели ее украсть и скрыть от меня? За что? Почему? Вы же знаете, что у меня в том мире остался жених!

— А помнит ли он тебя, Сири? Неужели тебе здесь так плохо? Почему так одержима идеей отсюда сбежать? Ты уверена, что хоть кому-то еще нужна в том твоем мире? — серчает дедушка, и его бледное лицо в миг становится пурпурным от злости.

Я его совсем не узнаю. Мы, конечно, и раньше спорили, но никогда не действовали за спинами друг друга. И этим доверием я дорожила как безусловной ценностью. А что теперь?

— Даже если меня там никто не ждет, это все еще мой мир. Мне решать, хочу я туда вернуться или нет. Не вы ли всегда так говорили? Поддерживали меня. А теперь сами же отобрали у меня право выбора.

— По-твоему, я должен просто смотреть, как моя дочь уходит в неизвестность?!

Но я не его дочь! Однако о таком ему в лицо не скажешь.

— Я ведь желаю тебе лучшего, — говорит он, однако, заблуждается. Откуда ему знать, что для меня лучше? Уж точно не эта беготня по лесу за егерями, и не вечные стычки с инквизитором, который в любой момент мог понять, кто я!