Потом они приехали к какой-то скале над обрывом и полезли вверх. Оттуда открывалась вся округа. Людям было весело. Мирддин пытался понять природу этого чувства, но внимание соскальзывало.

– Шон! Шон, куда ты лезешь, чтоб тебя!

– Отсюда вся округа обстреливается! Если что, закрепиться можно! Вооот… вооот тут!

– Чтоб тебя черти взяли! И правда!

– Чур меня! Кто тебя за язык тянул? Самайн скоро!

– Не труусь! Черти?! Да кто угодно!

– Пусть приходят!

– Мы им всем покажем!

– Знай наших!

– Мы их всех уроем! И на могиле спляшем! Вот так! – Шон, на самой верхушке скалы, сделал несколько па, высоко выбрасывая вверх колени. Камень под его ногой подвернулся, и Шон полетел вниз.

Мирддин рванулся вперед и схватил его за шиворот. Кожаный ворот куртки затрещал, но выдержал. Мирддин теперь висел на левой руке, а правую оттягивал человек. Внизу плескалась темная вода. Кто-то визжал. Мирддин сделал усилие, выбросил человека наверх и вылез сам. Визг прекратился. Мирддин стал разминать запястье.

Шон, отплевываясь, поднялся с четверенек.

– Ты?! – лицо у него вытянулось. Он, кажется, узнал, с кем имеет дело. – Ты?!

Мирддин понял, что, отвлекшись, забыл про «Эмриса».

– Тварюка ушастая!

Шон размахнулся и заехал Мирддину в глаз.

Мирддин настолько не ожидал этого, что пропустил удар. Прижал руку к лицу и отступил на шаг.

– С ним по-человечески, а он! Накликал! Всегда все нормально было, а тут!

Шон примерился еще раз. Мирддин перехватил кулак. Он не понимал, что происходит. Некоторое время они так стояли.

– Чтоб тебя! – Шон вырвался, зло плюнул под ноги. – Люди! Пошли отсюда!

И они ушли.

– На, приложи, – Блейз пошарил в морозилке и вытащил замерзшую в кость котлету в полиэтиленовом пакете. – А то синяк будет.

Мирддин подчинился. Синяка не было бы и так, но держать холодное было приятно.

– Что произошло? – спросил Мирддин. Его никто никогда не бил по лицу – не на спарринге, а просто из возникшего желания ударить. – Я нарушил какое-то… – он поискал подходящее слово, – табу? Я должен был позволить ему упасть?

Блейз всплеснул руками:

– Бог с тобой! Он бы убился!

Котлета начала таять. Мирддин аккуратно положил ее на стол.

– Я так и подумал. Тогда почему он так отреагировал?

– Он испугался. А испугавшись – разозлился.

– Он испугался, что мог упасть? А почему он не подумал об этом раньше?

Блейз закатил глаза к потолку:

– Господи Боже, за что мне такое наказание! Как я отвык по-вашему изъясняться, Мирддин, ты бы знал! Шон не подумал, потому что Шону и его ровесникам вообще не свойственно думать. Особенно о таких вещах. Да, он испугался, что мог упасть и разбиться. Это во-первых. А во-вторых, он испугался тебя, Мирддин. Как ты бы испугался, если бы обнаружил, что тебя держит над пропастью кто-то из фир болг. Неведомая опасная тварь, которую ты принимал за такого же, как ты, и от которой неизвестно, что ожидать.

– А зачем он меня ударил?

– Не зачем, а почему. Потому что он хотел доказать себе и окружающим, что не беспомощен в этой ситуации. А ничего лучше ему в голову не пришло. Не мог он показаться перед ними слабаком, понимаешь? А ты его, невольно, конечно, таким выставил. Мирддин, я понимаю, это человеческие дети, они не кажутся тебе опасными. Но вы с пулеметом катались. А если бы они начали в тебя палить по дурости? Что бы я твоей матери сказал? Ты-то чего с ними туда полез?

– Мне было интересно. Я думал, они знают, что делают.

Блейз вздохнул:

– Мирддин, дану, твои ровесники… они всегда понимают, что делают?

– У меня… не очень много ровесников, – ровным голосом сказал Мирддин. По истертой клеенке в цветочек медленно растекалась натекшая с тающего пакета лужица воды. Мирддин с усилием поднял взгляд на Блейза. – Но да, понимают. В большинстве случаев. В большинстве случаев, если столкновение с эмоцией данного типа и принятие решения не происходит впервые или под воздействием изменяющих сознание факторов.