Мирддин сглотнул и шагнул вперед:

– Отпусти всех, и я смогу отвезти тебя на Авалон.

Она вздрогнула и наморщила лоб:

– А-ва… А-ва-лон?

– В Каэр-Динен, – сказал Мирддин. – Там цветут розы. Там фонтаны. Там всегда тепло. И там помогают. Всем, кому могут.

Это была правда. Не вся правда, но правда.

Блейз развел руками – колыхнулась оплетающая его паутина, нити, расходящиеся в стороны. Теперь человек тоже мог их видеть.

– Ты же знаешь теперь, что мы не врем.

Она кивнула. Закрыла глаза, обхватив руками щуплые плечи. Взвился и закружился вокруг ветер.

Рвались, рвались, рвались, паутинно-тонкие, серебристые нити. Лес стремительно увядал, блек, уходила, рассеивалась туманом его цветущая роскошь.

Призраки с протяжным торжествующим стоном уходили ввысь, в холодное небо.

Шон заворочался на холме, приходя в себя. Открыл глаза и уперся взглядом на стоящих перед холмом.

– Ааа! – завопил он, подбираясь. – Ведьма! Ведьма!

Блейз приложил его по темечку. Шон обмяк.

– Уж прости, парень, – извиняющимся тоном проговорил Блейз. – Полежи еще немножко.

Мирддин сидел на крыльце и чистил грибы. В принципе, не такое и плохое это занятие. Медитативное. После Каэр-Динен всегда так и тянет… помедитировать.

(Каэр при виде «подарочка» усмехнулась половиной рта – ты опять?

Это не я, сказал Мирддин. Это Блейз.

Каэр только хмыкнула.

Мирддин некоторое время постоял, глядя, как она раздает указания. Холодный морской ветер обрывал лепестки с арок. Фир болг выворачивалась, пытаясь их поймать. У нее не получалось.

Я обещал, что будут розы, сказал Мирддин. Надо же было как-то… мотивировать.

Каэр сняла соцветие с ближайшей арки и протянула фир болг. Та сжала разлохмаченный цветок в кулаке и не выпустила, даже погружаясь в капсулу для «холодного сна». Ей нужна программа реабилитации, пояснила Каэр. На все это требуется время. Пусть пока побудет так.

Ясно, сказал Мирддин. Что он, собственно, еще мог сказать).

Скрипнула калитка.

– А, Шон! Заходи, заходи! – замахал рукой Блейз.

Шон затряс головой:

– Да я так… это… от матери передать…

Блейз сделал круглые глаза:

– Что, опять? Да мне вашими стараниями еды на пять лет вперед хватит! Мне уже ваши варенья-соленья ставить некуда!

– Не… это она вот ему, – Шон мотнул в сторону Мирддина головой.

– Так ему и передай! – весело отозвался Блейз и скрылся на кухне. Оттуда энергично шкворчало и тянуло жареным.

Мирддин вздохнул, отложил ножик и принялся снимать перчатки. Шон ошалело на них уставился. Не принято было тут чистить грибы в перчатках. Ну, что поделать.

– Ну, давай, – он протянул руку.

Шон вдруг ухмыльнулся:

– А это, мать говорит, белоручке. А то зима скоро, ухи отморозит.

– Спасибо, – автоматически ответил Мирддин, принимая пакет. К местной манере выражаться все-таки следовало привыкнуть.

В пакете была бодренькая оранжевая шапочка. С помпоном.

Мирддин стоял над блейзовским мотоциклом, весь в машинном масле, и разглядывал конструкцию. Любопытство пересилило здравый смысл, и последние пару дней он провел, копаясь в этом конструкторе и выясняя, что да как.

Все-таки это была вещь. Было в ней какое-то варварское, доисторическое величие примитивного вида, давно обреченного эволюцией на вымирание, но все-таки сохранившегося. Невозможно было не любоваться.

В распахнутые ворота заглянул проходивший мимо Шон.

– Маслопровод барахлит? – спросил он со знанием дела.

– Ага, подкрутил маленько, – откликнулся Мирддин.

– У «Кормаков» всегда так. Или маслопровод, или еще что. Зато если руки откуда надо растут, цены им нет. Не какая-нибудь дрянь хлипкая, вроде «Дагенов»… Тебя, кстати, как звать-то?