– Они у вас замечательные, Акира-сан.

– Я всегда опекала девочек, но особенно больше времени я стала уделять им после смерти моего мужа, г-на Йори.

Монах вздохнул:

– Да, Ваш муж был уже солидным человеком. Император, говорят, был очень доволен им.

– Вы имеете в виду императора Дзюнно?

– Я застал почившего ныне императора лишь ребёнком. Теперь же, когда его сменил наш нынешний молодой император Ниммё, говорят, он мало интересуется политикой, предаётся больше созерцанию, даже не замечая, сколько врагов вокруг него.

Тётушка Акира только махнула рукой.

– При дворе сейчас творится такое, что я предпочитаю держаться в стороне, страшась попасть «под горячую руку судьбы». Императрица-мать Татибана удалилась в свои покои и вообще не желает видеть никого.

Акайо улыбнулся:

– Вижу, Вы, всё же, увлечены двором, хотя и стараетесь скрыть это от самой себя, Акира-сан.

Слова монаха смутили тётушку, но она сразу же нашлась:

– Ну, что Вы, уважаемый Акайо! Наоборот, в последнее время я вообще отдалилась от двора.

– Насколько мне известно, наши августейшие особы нуждаются в Ваших услугах. Они выглядят всегда безупречно благодаря Вашим стараниям, ведь смотритель гардероба гарема – весьма важная должность.

– Конечно, я не собираюсь просить об отставке, тем более, и деваться-то мне больше некуда. И потом, я хочу устроить судьбу моих племянниц, учитывая то, что их мать, моя сестра Мий-око Хоакито имеет аристократическое происхождение. Я уже рассказывала Вам, отец Акайо, об этом скандальном мезальянсе. А всё из-за того, что Мий-око так была влюблена в того самурая, что была готова броситься в омут головой, особенно когда их разлучили.

Тут тётушка замолчала, поняв, что сболтнула лишнее. Мы на некоторое время остановились в монастыре, выпили чая, подкрепившись сладкими рисовыми шариками, чтобы продолжить дальнейший путь. Напоследок, когда мы уже собирались уходить, монах Акайо обратился ко мне с очень неожиданным вопросом:

– Чем же Вы увлекаетесь, юная госпожа?

– Когда я свободна от домашних обязанностей, я смотрю на гору Фудзияма, слушаю плеск волн о прибрежные скалы….и пишу стихи.

– Стихи? Ведомо ли, чтобы женщина писала стихи?

– Я слышала о некоторых придворных поэтессах и о том, что многие восхищаются их стихами.

Монах переглянулся с тётей:

– Думаю, Вашу племянницу ждёт прекрасное будущее.

– Я уверена, всех моих племянниц ждёт прекрасное будущее.

Проницательный взгляд монаха Акайо встретился с моим.

– У неё особая миссия, дорогая Акира-сан и…., что-то подсказывает мне, что эти стихи останутся на века.

– Но ведь, Вы ещё ни разу не видели моих стихов, – наивно возразила я.

– А мне и не нужно, достаточно того, что я вижу Ваши глаза и их глубину.

Тётушка кашлянула:

– Спасибо за чай, мы, пожалуй, поедем. Девочки, идите садитесь в повозку, а мне нужно перекинуться ещё парой слов с г-ном монахом.

– Подождите, я хочу кое-что оставить на память Вашей талантливой племяннице, Акира-сан. Как её имя?

– Оно-но из рода Комати.

Он скрылся в стенах пагоды, затем появился через какое-то время с листом бумаги. Это была дорогая рисовая бумага, которую производили в этом монастыре.

– Держите, юная дама.

Он протянул мне лист, я посмотрела в нерешительности на тётушку, затем на заинтересованных сестёр. Такое внимание к моей персоне со стороны буддийского монаха, уважаемого при императорском доме, явилось событием весьма неординарным.

Тётушка кивнула, было видно, что её терпение подвергалось больщому испытанию.

– Что это?

– Разверните, и Вы всё увидите сами.

На листе был изображён портрет очень необычной женщины с крупными чертами лица, миндалевидными, как у иноземцев, глазами и завитками чёрных волос. Её взгляд был задумчив, направленный как бы сквозь меня.