Тогда он был ещё наивен и верил людям, а зря…

Плохо было ещё то, что обо всех его недостачах

немедленно информировали начальника отдела,

который Степанова почему-то сразу невзлюбил —

когда тот устраивался на работу,

начальник был в командировке,

и назначение страшно задело его самолюбие.

То ли начальник хотел устроить кого-то своего,

то ли почувствовал в Степанове некую угрозу,

сказать точно было весьма трудно —

худощавый лысый человек по фамилии Лимберг

был непредсказуем, неконкретен и лжив,

за что на заводе его особо не жаловали.

Пока оборонное предприятие строилось,

в его кадровой политике царил бардак,

но выпуск нормальной товарной продукции

потребовал адекватного обеспечения сырьём,

а Лимберг и Евдокия Степановна

появились здесь ещё в те времена,

когда всё заводоуправление умещалось

в маленькой панельной двухэтажке,

саму стройку комплектовали отдельно,

потребности управления были минимальными —

бочка краски, баллон кислорода, пара уголков.

Постепенно случайные люди оказывались лишними,

их должности упразднялись или перерастали хозяев.

Те уходили – со скандалами, с криками,

плодя интриги и устраивая саботаж.

Лимберга ненавидели уже только за то,

что вместо честного труда в поте лица

начальник Степанова ловчил, врал и отговаривался.

Степанов трясся в кабине ЗИЛ-130,

направляясь в Комсомольск-на-Амуре,

странный город, построенный в тридцатых годах

на берегу Амура отчаянными комсомольцами

в преддверии скорой войны с Японией —

там, на ближней окраине его,

в промзоне рядом со знаменитой Амурсталью

располагалась большая оптовая база,

на которой Степанов получал свои заказы.

Он вздохнул, потрогал большой пакет —

дамы с базы попросили его привезти

из тепличного совхоза огурцов и помидоров,

нужные отношения постепенно налаживались.

Трасса Амурск-Комсомольск-на-Амуре. Фото из архива

Его уже ждали, женщины обрадовались,

начальница поманила его в сторону и шепнула:

– Они пришли! Выписывай скорей!

Кто, кого – Степанов не раздумывал, дают-бери,

через десять минут он уже спешил к базе,

счастливый донельзя – ему выписали валенки,

которые он долго клянчил, целых двадцать пар,

на улице резко похолодало и навалило снегу,

у Степанова лежала на столе пачка заявок,

заводу требовалось пар триста, не меньше,

вопрос был на контроле у директора —

оказывается, вокруг царил тотальный дефицит,

Степанов на своей шкуре узнал теперь,

что это такое – в институте таким вещам не учили.

– Грузи осторожнее! – скомандовала кладовщица.

Степанов опешил – начальница за каким-то хреном

выписала ему какие-то бракованные унитазы

непонятной системы, с краниками в странных местах,

он бережно перетаскал все десять обрешёток,

выставил их поближе к кабине, чтоб не прыгали.

Водила примерял валенки, напевая от удовольствия,

он был тот ещё жук, с вороватыми глазёнками,

Степанов кое-как отобрал у него полученное,

ЗИЛ взревел – они успевали вернуться засветло.

По дороге он проклинал себя за уступчивость,

вот ведь дурак, взял какую-то ломаную сантехнику,

кому она сто лет нужна, такая некомплектная,

Евдокия Степановна непременно откажется принять…

Потом успокоил себя – зато выпросит ещё валенок.

Всё довезли нормально, а наутро грянул скандал —

все добытые валенки, не дожидаясь выписки,

забрал со склада бывший замдиректора Ройба,

разжалованный за большие грехи в начальники цеха,

Лимберг подписал ему – они были старыми друзьями,

Евдокия Степановна, конечно, валенки выдала.

Степанов был в шоке, коллеги хихикали —

он чувствовал себя использованным презервативом,

решил устроить начальнику истерику,

но быстро скис и решил махнуть рукой,

Сверху – только что сданный Амурский ЦКК в 1968 году. Посредине – то, что от него осталось в 2018 году. Внизу – типичный городской пейзаж Амурска в 1985 году. Фото из архива автора.