и вскоре огни последнего вагона

медленно растворяются во тьме…

Степанов подал документы в институт,

но из-за проклятой «тройки» в аттестате

ему пришлось сдавать все четыре экзамена.

Его зачислили – вторым по списку.

Это была неслыханная победа,

он вернулся счастливым и радостным,

но почему-то многие в родном посёлке сказали,

что папа купил его экзаменаторов.

И Степанов, наивно посчитавший,

что всё закончилось, с ужасом понял —

нет, всё теперь только начинается,

он обречён демонстрировать свои победы,

но их никогда не примут за правду,

доказывай или не доказывай,

но теперь для своей малой родины

он будет верблюдом навсегда.

Степанов пришёл в школу на дискотеку,

Детство и юность. Фотографии из архива автора

но знакомые его откровенно не замечали,

Снегурочка спешно собралась замуж

за какого-то великовозрастного парня.

Степанов напился водки – в хлам,

наговорил всем на прощанье гадостей,

уехал и надолго забыл дорогу в эти края,

и даже много лет отработав потом в райцентре,

старался не приезжать сюда – саднило.

Когда прошло тридцать с гаком лет,

в соцсетях его разыскали одноклассники,

засыпали упрёками – «зазнался!» —

начали требовать общения, рассказов,

весёлых стихов – дабы «поржать»,

ревниво интересовались размерами квартиры,

величиной зарплаты и маркой машины,

как будто в этих вещах и был запрятан

главный смысл всей человеческой жизни.

Только тогда Степанов понял,

как же ему всё-таки повезло —

для него прошла целая жизнь, да такая,

про которую можно написать не один роман,

он объездил всю страну, и не одну,

стал совсем другим человеком —

а они прожили всю свою жизнь,

сидя на одном и том же месте.

Теперь все они пытались доказать ему и себе,

что он, Степанов, всё тот же тихий юный очкарик,

его можно фамильярно подъелдыкивать,

щёлкать по носу и стебаться над ним,

что незачем было уезжать из посёлка,

и вообще ничего в жизни не изменилось —

они были, есть и будут хозяевами жизни,

всё те же Петьки, Вальки и Ленки,

а он – так, его достижения – бред и враньё.

Но Степанов не упрекал их ни в чём —

зная, как им хочется повысить

свою самооценку за его счёт,

он не читал ту чушь, которую они писали,

напрасно ожидая его ответной реакции.

А ещё он частенько вспоминал

забытый всеми рассказ Шукшина «Срезал»…

Совсем недавно ему пришлось проезжать

через полустанок своего детства,

он долго стоял в коридоре вагона,

пытаясь пробудить добрые воспоминания,

смотрел на яркий одинокий фонарь,

дождь моросил на голый пустой перрон,

вагон уплывал в холодный осенний мрак

Увы, так ничего и не ворохнулось

в его сонной усталой душе,

всё местное было оплёвано и выжжено дотла,

казавшийся неприступным барьер давно взят,

он успел забраться в уходящий поезд —

осталась только легко саднящая досада

на самого себя, нынешнего:

«Прости, отпусти, забудь, хватит…»

Но как можно было забыть

все эти изгибы причудливой судьбы,

ошибки и победы, промахи и удачи,

свои первые наивные чувства,

неосмысленные желания плоти,

как вообще можно было забыть

все разные степановские «я» —

сколько их было уже, этих его ипостасей,

объединённых одним паспортом?

Но именно она, та горькая память

о пережитых в юности первых трудностях,

всегда злила Степанова и двигала вперёд,

придавая ему новые свежие силы жить.

Утром он сдал бельё проводнице,

вышел на вокзальный перрон Хабаровска,

прищурился на яркое осеннее солнышко

и радостно улыбнулся ему, как родному —

чёрт знает, который уже по счёту,

но Степанов всё-таки был ещё жив,

и по крайней мере одна дорога

нетерпеливо ожидала его сейчас.

И верилось ему только в одно —

что жизнь его будет вечной,

что где-то на конечной станции

ждут Степанова не черти и не ангелы,