– Как там? Ведь говорят, и воды сначала не было, и обстрелы…

–Вы понимаете, пехоте там немножко похуже. А у летчиков лучше. У них блоки (жилые.– Прим. авт.), и вода, и снабжение. Летчиков и кормили хорошо. Поэтому в бытовом плане все было хорошо. Не жаловался. А вылетали на боевые задания, конечно, не такая нагрузка, не такая опасность была, как здесь (на Украине.– Прим. авт.). Определенное количество джихад-мобилей, джихад-организаций он уничтожил. Реально были такие моменты. Он говорит: «Попадаешь в этот джихад-мобиль с пикирования ракетами, а он взрывается, как 300 тонн тротила. Что там в нем есть, что перевозят, непонятно». Но в любом случае ПЗРК у них не было, зенитно-ракетных комплексов, стреляли только из стрелкового оружия, крупных пулеметов, но это не то, что сегодня…

– С Романом Филиповым там не пересекался?

– Нет, с ним не пересекался, но они вместе в училище были. Он его однокашник. Вместе в одной казарме. Вместе начинали…

– У сына ордена Мужества. За Сирию?

– Все три ордена Мужества и звание «Герой России» все за спецоперацию. Награжден четыре раза. У него более пятисот боевых вылетов.

– Пятьсот вылетов! Это же каждый вылет риск… «Вернешься не вернешься…»

– Переживания, которые были, не передать. Особенно для матери, для бабушек… Каждый день молитвы. Каждый день.

– На спецоперации с какого времени?

– В феврале началось, а в апреле начал туда летать, а в сентябре в его самолет прилетело.

– Под Балаклеей…

– Наши начали отступать по этим своеобразным договоренностям. И под Харьковом оставили все… И в этой ситуации действовали… Где контакт наших с противником знали и туда ребят посылали. Приходили боевые задачи, и уже противник у нас в тылу, и ребята работали практически на их территории.

– И он был сбит?

– Нет, я же говорю: сбивают это другое. А тут подбили. Потом шестьдесят километров пролетел, создал условия, чтобы прыгнуть. Прыгнул и попал на свежевспаханную пахоту. А дальше поисково-спасательная служба работает. Подлетели, забрали, в Курск привезли его. Мы с матерью туда съездили, поддержали его.

–Не в это ли время случилось с Каштановым и Коптиловым (летчик и штурман сбитого бомбардировщика.– Прим. авт.), они выходили…

– Примерно в это, только он на Су-25, а они на Су-34. Но у них шансов не было. Все-таки Су-25 бронированный и аналоговый, тяги управления таскаешь и отклоняются рулевые поверхности и стабилизатор. А Су-34 и другие все на цифре. Цифра, это когда ты как на компьютере кнопку нажал. А у Су-25 нет. У Каштанова, кстати, одна бомба не пошла. Они бросали бомбы. Одна не ушла. Может, благодаря этому создался такой момент, что они выпрыгнули после того, как крутанули бочку (кручение вокруг продольной оси) неуправляемую, и на выходе из бочки они прыгнули. Счет шел на доли секунды на предельно малой высоте…

– Они были на предельной. А при чем здесь бомба? – спросил я.

– Они были на предельной. Бомба не пошла. Центровка нарушена была. Непонятно, что бы произошло, если бы бомбы не было. Он бы намного быстрее вертелся…

– И они бы не успели прыгнуть, – дошло мне.

– Она сыграла свою роль, и эти доли секунды пошли на спасение экипажа. И то они переломались. И позвоночник, и руки.

Су-34

– Как я понял, сын задание получил, полетел, отбомбился, и тут его подбивают…

– Да. Он же не один шел, а вел группу. Он был ведущим. А за ним еще самолеты. Поэтому по нему, ведущему, отработали украинцы, и он получил удар. А вся группа его сопровождала до того момента, когда он прыгнул. А потом они прилетели на базу и через двадцать минут вертолет его забрал.

– Приземлился на нашей территории?