– Вы сказали: романтика… А в вашем понимании что такое романтика?

– Романтика – это то, что как во сне, иногда летаешь и летаешь очень долго и хотелось это прочувствовать в реальном времени. Ну и вот выбранный небожителем, Господом Богом… И столько неописуемых моментов было в моей военной жизни в военной авиации. В то же время и трагичных, которые там происходили. Но не знаю, может быть, высшие силы спасали, и я из этого выходил. Даже ни одной поломки самолетов не было. Но были моменты очень-очень грустные, когда с жизнью прощался. Мы это называем счастливым везением и всё.

– А какие это моменты? – спрашивал я.

– Да все что угодно. В меня попадала шаровая молния. Возвращался на аэродром на МиГ-27. Это в Польше. Я возвращался на аэродром, и в носовой части в приемнике воздушного давления образовался шар диаметром 20–30 сантиметров желтовато-голубоватого цвета. И начал приближаться в район лобового стекла бронированного и взорвался. Осколки электростатические попали в кабину – чувствовалось по рукам. И по лицу. И связь прекратилась. Ничего не слышал. На 500 метров я шел, а оказался на 300 метров. Двигатель один. Он на малый газ ушел, но не выключился, а потом обороты добавил, выпустил шасси, произвел посадку, вылез с левой стороны, а с правой стороны не заходил и не смотрел. Расписался в журнале для технического состава, что замечаний нет, пошел в столовую. Только сел, а тут техник самолета прибегает и говорит: «Что там у тебя произошло?» – «А как вы поняли, что произошло?» – «Да пойдем посмотрим на обшивку самолета». С правой стороны, где я не смотрел, оказывается, весь разряд вышел. Там блок ближней навигации. И он (шар) вышел через люк, которым блок закрывали. Он на обшивке где-то сантиметров пятьдесят на пятьдесят. Лючок был прожжен той энергией, которая вышла изнутри. Как электросваркой. Он же алюминиевый. Все обошлось, и самолет сильно не пострадал.

– Вот вы видите шар, – я пытался детальнее разобраться.

–Да. Скорость 500 (километров в час.– Прим. авт.), высота 500 (метров.– Прим. авт.). Напор воздуха большой, обдувает. И шар медленно-медленно перемещался с приемника воздушного давления все ближе и ближе к лобовому стеклу. У лобового бронированного стекла, пять сантиметров толщиной, рвануло, и все искры прошли через лобовое стекло и немного лицо подкололо. А потом через какую-то систему этот разряд энергии вышел…

– Как долго видели шар?

– Где-то секунд пятнадцать – двадцать. Он перед носом взорвался, вся энергия ушла в самолет и вышла потом с правой стороны…

Я слушал, не представляя, чтобы делал сам, увидев перед собой огненный шар.

–Таких моментов много было…– продолжал Александр Иванович.– Вот со штурманом на Су-24 в Джиде в Забайкалье. Тоже был такой момент, где мы должны были прыгнуть. Я произвел посадку, парашют не вышел. Тормозная система не работала. Мы приземлились на скорости 330 (километров в час.– Прим. авт.), а на грунт сошли на скорости 220 (километров в час.– Прим. авт.). Ну, на меня штурман смотрит: «Что делать?» А самолет высокий. Я говорю: «Пока подождем. Сейчас отломает шасси, и прыгаем». Ждал момента, когда самолет начнет переворачиваться. Или с полосы стремиться. Или шасси начинает отваливаться. Там впереди после полосы, там же аэродром огорожен. Там окопы должны быть. Препятствия. А самолет позволяет, чтобы на земле на скорости больше 75 (километров в час.– Прим. авт.) можно спокойно катапультироваться. И без проблем… Но он остановился. Потом мы посмотрели, какой это путь был после схода с полосы. 600 метров мы пробежали по грунту. От тряски вывалился тормозной парашют и, соответственно, сработали колеса. И остановились перед обычным карьером, там окопы. Не задел ничего и ничего не сломал. Это было зимой, в декабре месяце.