Мы катили на луноходе по хорошо известному маршруту. Я вёл машину осторожно. Старался, чтобы её не сильно било на ухабах и неровностях. Берёг её ходовую часть. Машина, конечно, была надёжной. Но иногда, всё же, она ломалась. Здесь уже ничего не поделаешь. Все машины ломаются, потому что они из железа.

Мы двигались и тоскливо взирали на пепельно-серый, застывший ландшафт. Перед нами разворачивалась странная, непривычная для земного глаза, панорама.

Я, зевая, лениво заметил:

– Селенов, не правда ли забавно, что все предметы лунного ландшафта одинаково контрастны. И на переднем плане, и у самого горизонта.

Селенов со мной согласился:

– Действительно, забавно. Сколько раз смотрю, столько раз удивляюсь.

И тут мы, неожиданно, заговорили о живописи. На мысль о ней натолкнули виды безвоздушной среды. Селенов улыбнулся сквозь забрало гермошлёма.

– Молодцы художники Прото- и Раннего Ренессанса! Я восхищён ими. На Луне не были, но натуру без воздуха передавали отменно.

Мечтательно прищурил глаза.

– Особенно показательна в этом отношении картина художника Беноццо Гоццоли «Поклонение волхвов». Картина, в композиционном отношении, сложная, многофигурная. Изобилует подробностями. Каждая деталь написана тщательно, почти ювелирно. Изображение многоцветно. Причём, цвета сочетаются они друг с другом довольно гармонично. Уже хорошо чувствуется линейная перспектива.

Улыбнулся.

– Но у этого шедевра живописи есть маленький недостаток. С точки зрения современного человека, разумеется.

– Какой?

– На этой картине все детали прописаны одинаково контрастно, что на переднем плане, что в глубине её. Такое ощущение, что там отсутствует воздух. Или он есть, но абсолютно прозрачен.

Я, с лёгкой иронией, заметил ему в ответ.

– Всё правильно: они тогда ещё не умели изображать его.

Меня тоже потянуло в изобразительно искусство:

– Позже, Леонардо и Рафаэль, с лихвой, исправили этот недостаток.

Селенов шутливо возразил:

– Леонардо и Рафаэль? Подумаешь! Это у них всё от бедности воображения. Они гениально изображали то, что видели. А представить мир без воздуха и показать его на картине, это ещё как надо суметь!

И уже серьёзным тоном завершил свою мысль:

– Конечно же, я согласен с тобой. Мастерское использование ими эффектов воздушной перспективы – это выдающееся достижение в живописи!

Я дополнил его:

– Особенно показательна в этом отношении «Мона Лиза» Леонардо. Женщина запечатлена на фоне романтического пейзажа, где гениально изображена воздушная перспектива.

Мои губы невольно растянулись в улыбке.

– У него там избыток того самого воздуха, которого так не хватает в картине Беноццо Гоццоли!

Некоторое время помолчали, глядя на, навечно застывший, ландшафт ночного светила. Одни фракталы. Бесконечные холмики, да бугорки. Ничего интересного. И тут мой блуждающий взгляд наткнулся ещё на одно природное образование. Оно отдалённо напоминало, не то конус, не то пирамиду. Фрактал заинтриговал меня подозрительной правильностью своей формы. Я свернул с магистрального пути.

Селенов удивился.

– Ты куда?

Я указал рукой на странную форму.

– Видишь остроконечный фрактал?

– Ну и что?

Я улыбнулся.

– Он какой-то подозрительный. Давай подъедем к нему поближе?

Селенов нехотя согласился.

– Ладно, валяй.

Подъехали и не пожалели об этом. Вблизи странный фрактал выглядел, как невысокая, пятигранная пирамида. Материал, из которого она была сработана, явно отличался от лунных камней.

У Селенова загорелись глаза.

– Лунин, даю голову на отсечение, что это искусственная форма!

Я, тоже, ощутил необыкновенное воодушевление.

– Вот так новость! Вот так открытие! Ночной-Светилов, когда узнает, то потеряет дар речи!