«Помогите, – любят говорить такие, – нет денег даже на новый фильтр». А глаза печальные-печальные. Маска искажает голос до неузнаваемости, делает его смешным и немузыкальным. Почти всё правительство носит специальные микрофоны, чтобы их голоса были стальными и уверенными в действиях Хозяина.

Но политика в отношении тунеядцев непреклонна: охранники ловят их и доставляют на заводы, где они не только трудятся на славу нас, граждан, но и сами не остаются на дне серого тумана. Жаль только, живут на каторге недолго. От хорошей жизни быстро умирают, это факт. Я борюсь за своё существование, и поэтому живу.

Любопытный факт: хоть нищих и увозят на каторгу, иногда кажется, что меньше их не становится. Возможно, они сбегают с каторги, или вводят начальство в заблуждение, после чего их отпускают. Всё может быть. А могут они быть и тайными защитниками. Подавать милостыню запрещено, и полиция может контролировать соблюдение данного запрета. Она имеет на это право.

У нас много запретов. Всех даже сразу и не упомнишь. Прежде чем что-то сделать, что-то сказать, нужно пораскинуть мозгами. Нас учат этому с детства. Дело не в том, что я каторги боюсь. Это понятно. Каторга – это тяжко, всем известно. Просто перед тем, как что-то сделать, нужно прикинуть: не позорю ли я государства. Свою идеальную Родину.

Кстати, мы имеем право думать всё, что захотим. Ведь пока мысль не покинула пределы мозга, она ничего не значит, она не может рушить умы людей, расшатывать фундамент цельного общества. Поэтому я думаю всегда свободно.

Но как только мысль прошла фильтр разума и вырвалась на свободу, она может привести её бывшего обладателя к самому порогу Дворца Деактивации. Это уже зависит от самой мысли, от степени её враждебности. И потому лучше не разбрасываться ими, где попало. От этого может зависеть чья-то судьба, в первую очередь, собственно, ваша».

Чтение окончено. Следователь, который заметно покраснел, делает глоток воды. Вода! Вот она, в стакане – только руку протяни. Смакует жидкость. Довольно причмокивает, словно только что попробовал нечто невероятно вкусное. Ставит стакан на середину стола – как раз на длину цепей. Видно, у следователя во рту пересохло от долгого чтения. Алекс не пил уже десять или двадцать часов. Время остановилось.

– Как видите, мы расшифровали ваши письмена. Поймите, я отношусь к вам с уважением. Читаю каждый выпуск. Вы – профессионал. Но нет смысла замыкаться в себе. Нет смысла бороться, потому что мы уже победили. Поймите, мы желаем только раскрыть преступление, чтобы Сфера не пострадала.

– Как бы не так, расшифровали. Разве не узнали, где я служил? Чем в армии занимался? Да я менял шифр, – говорит Алекс и самодовольно улыбается. Делает быстрый бросок здоровой рукой, хватает стакан и выпивает его до дна.

Лицо служителя Закона вытянулось. Он переводит взгляд со стакана на подследственного, как будто пытается понять, куда исчезла вода. Демонстрирует Главреду свои эмоции. Но при этом – никуда не торопится, словно в его распоряжении – целая вечность.

– Хотел по-хорошему… – шепчет следователь и берёт в руки телескопическую дубинку.

Комнату для допросов наполняют крики, а на стенах появляются первые брызги крови. На губах – привкус металла. Алекс, смыкая зубы от боли, думает: кто убирает этот кабинет? И сколько воды на день дают за подобный труд? В какой-то момент звуки отодвигаются, и к нему приходит блаженное забытье. Он словно переносится назад: на несколько недель или даже месяцев. Кто под Сферой ведёт счёт времени?

– Итак, товарищи! – слышно бодрый голос диктора без фильтровых искажений. Просто он сидит в кабинке, где своя система очистки воздуха. Персональная! Голос чрезмерно бодр: диктор может быть разогрет спиртным. – Мимо нас проплывает, словно облако, новейший танк SAR-013! Мощнейший залп его пушек и вспомогательных орудий – надёжная защита Сферы от потусторонних тварей!