Трудно управлять заводом, где каждый второй находится в невменяемом состоянии души. Забытые маски, порванные комбинезоны – всё это уменьшает народонаселение, а потому было принято решение выпуск алкогольных напитков остановить в связи с дурным влиянием его паров на атмосферу.

Смесь в помещениях такая, разве что не задохнуться, а ещё этот противный запах. Хотя я скучаю по горьким губам живительной жидкости, благодаря которой читать постановления Главы можно было целые ночи напролёт. Но Закон таков, и не мне, жалкому журналисту, с ним спорить.

Почему запретили сигареты, вы, наверное, догадались. Для начала немного истории, поведанной мне моим дедом. Он утверждал, что в незапамятные времена сигареты росли прямо на особом кустарнике (это такое маленькое дерево, которое почти не даёт тени), и древние зачем-то добавляли к нему фильтр, аналог нашего современного, только уменьшенный вариант.

Благодаря огню продукция поджигалась и употреблялась через вдыхание. Сигарет я не застал, и потому мне тяжело судить о потере этого продукта. Вы уж простите мне мой официальный язык, но, говоря об истории, я то и дело переключаюсь на него, это на уровне неумышленных действий.

Так вот, о запрете. Дело тут даже не в превышенной концентрации отравляющих веществ под куполом нашей сферы, коими также изобиловали сигареты. Просто не каждый мог позволить себе купить пачку табачных изделий даже маленького формата, а это, согласитесь, не есть справедливо. Проще было переработать их в питательную смесь и раздать нищим. То, что переработали, известно доподлинно, но кому раздали – история умалчивает, прикрывая глаза. Да и нет у нас истории. Я говорил об этом неоднократно.

Для того, чтобы ни одно преступление не осталось безнаказанным, в моей державе разработан институт доносительства. Согласитесь, что, не доложив о преступлении, вы становитесь соучастником. Впрочем, я, как представитель творческой профессии, никогда не доношу, ибо у меня тонкая натура, и потом я не могу работать.

Будь я упаковщиком на заводе, доносил бы, но работа важнее. К тому же, нераскрытое преступление через месяц списывается в переработку, и я вроде как уже не преступник. Но это я нарушитель, другие доносят день и ночь, и поток людей в «Окно», где можно слить информацию о преступлении, не оскудеет никогда».

Стефан смотрит по сторонам. Он – само напряжение. Странные люди вокруг, их много. Непозволительно много. Сфера катится в пропасть, и это понятно всем. Вслух такого говорить нельзя, разумеется. Чёрт возьми, сама Полиция, важнейший конструкт Сферы, в последнее время похожа на проходной двор. Кого только не берут! А эти… Стоят с таким видом, словно… Словно…

– Глава, – хрипло произносит директор. Старый генерал Куб. Странное имя, не правда ли?

– Чего? – переспрашивает Стефан, забыв обо всякой субординации и уважении. Он не верит своим ушам. Это выглядит, как дрянной розыгрыш, словно он опять превратился в стажёра, каким был много лет назад.

– Глава. На доклад. Быстро! – повторяет Куб. Он о субординации не забыл, и взирает на следователя по важнейшим делам, как уборщик на гору мусора.

– Где?

Вместо ответа Куб кивает на дверь кабинета. Стефана! Его, Стефана, кабинета! По-прежнему сомневаясь в достоверности слов, следователь заглядывает внутрь. Как в бреду, как во сне. Прямо на его чёрном кресле восседает… Он! Сам, не может быть! В роскошном чёрном комбинезоне и в маске. Снимает ли он её хоть когда-нибудь? Показывает ли своё настоящее лицо хотя бы самому себе?

– Служу Сфере! – непонятно зачем кричит Стефан, и голос его срывается на фальцет. Глава кивает. Следователь входит внутрь. Глава кивает ещё раз, указывая на стул. Неужели ждёт доклад? – Разрешите доложить! – громко кричит следователь. – В моём производстве находится дело по обвинению Александра Р-101, также известного как Главный редактор. Собственно, коим он и есть. Главред «Истины».