– Протри стекло как следует, – показал на идеально чистое лобовое.
– Я уже протёрла, – процедила с раздражением. – Дважды.
– Значит, протри трижды, – посмотрел на часы. – Десять минут у меня ещё есть.
У него они, может, и были, у меня – нет. Нужно было ещё накормить брата и отвести его в сад. Но пришлось распылить на стекло очиститель. Только я коснулась тряпкой, на задницу мне легла ладонь.
– Продолжай, – Герман склонился ко мне. Его низкий бархатный голос прошёлся по невидимым внутренним стрункам, заставил замереть. Сбивчиво выдохнув, стала водить по стеклу тряпкой. Он – ладонью по моей ноге, по заднице. Пробрался под жилетку и кончиками пальцев провёл над поясом джинсов.
– Прекрати, – сказала зло и хрипло, пытаясь оттолкнуть его. Он махом сжал жилетку у меня на животе, я сглотнула, рука дрогнула. Бутылочка с жидкостью упала на капот, благо, была закрыта плотно. В идеально чистом лобовом стекле бликовало солнце. Герман потёрся о меня бёдрами.
– Моя последняя домработница трахалась так себе, – снова услышала его голос. – Старательно, но без огонька. Пришлось выставить её.
– Можно было просто нанять проститутку, – огрызнулась, стараясь не обращать внимания ни на его близость, ни на то, как упирается в меня его член. Почувствовала запах дыма у лица.
– Это я и сделал, – он хлопнул меня по бедру.
Накрыл руку и отобрал тряпку. Развернул к себе и посмотрел в глаза. Я в очередной раз сглотнула. Герман затянулся, вдавил меня в капот. Взгляд опустился к моим губам, поднялся выше, и я опять сглотнула, тщетно пытаясь найти путь к бегству. От нагревшегося на утреннем солнце металла исходило слабое тепло, от Германа – опасность.
– Мне нужно собрать в сад Платона, – выдавила я. – Пусти.
В самом уголке его рта зародилась усмешка. Он рассматривал меня без интереса, но с задумчивостью, не переставая касаться. Я чувствовала запах весны и дыма, запах его одеколона и биение собственного сердца в горле. Ещё немного – ядрёного средства, которое пролила на старую жилетку, и думала, что у меня грязные волосы.
Вишневский был свежим, выспавшимся и дорогим, а я нищей, воняющей средством для мытья машины девкой с немытой головой. Но он хотел меня, а я сама… Я сама понятия не имела, откуда взялось ноющее чувство внизу живота и странное волнение.
– Поднимись за ним. Я отвезу вас в сад, вернёшься потом на автобусе.
– Ему надо позавтракать.
– Позавтракает в саду. Тем более он составил мне компанию за кофе. У твоего братца отличный аппетит. Как выяснилось, мы оба любим мясо. Я не говорил тебе, что и утром порой не прочь съесть сочный бифштекс, Ника? – ладонь остановилась на бедренной кости. Пальцем он подцепил петлю на поясе и подтянул меня к себе. – Твой брат, оказывается, тоже, – усмешка. – Из него вырастет настоящий мужик, уверен в этом.
Я тоже была в этом уверена. Только по другим причинам. Герман отпустил меня, кивком указал на подъезд, и, плохо понимая, что делаю, пошла в заданном направлении. Ноги подкашивались, кожа горела, а в животе ныло. У двери обернулась. Герман стоял, сложив руки на груди и привалившись к капоту. Ноги его были расставлены на ширину плеч, чёрный пиджак распахнут. Достав из кармана пачку, он вытащил новую сигарету. Я вздохнула и зашла в подъезд. Пока поднималась в лифте, решила, что сама отведу Платона. Но он, как выяснилось, был уже одет и ждал меня в коридоре.
– Дядя Герман сказал, что ты придёшь быстро, – обиженно выдал брат, только я хотела спросить, когда он успел собраться. – А ты не быстро. Пойдём, Ника. Я хочу поехать на машине.
– С чего ты взял, что мы поедем на машине? – осведомилась с гневом, догадываясь, что услышу в ответ.