И когда мы с Тобой открыли глаза, то опять увидели друг друга, – иначе и быть не могло, – и снова все показалось до боли знакомым. Исчезли только матрацы с пола и кровать со скрипучей сеткой. Но, подчиняясь правилам игры, придуманной не нами, мы должны были делать вид, что не знакомы друг с другом.
А откуда тогда такое доверие?
Да, я знаю, что Ты скажешь.
Ты скажешь, что я не верил.
Но, милая моя, как можно было в такое поверить, столкнувшись с реальностью под закрытыми веками?
Так бывает: когда увидишь кошмарный сон, то никак не можешь от него оторваться, с недоверием вступая в следующий день, при этом обнаруживая, что календарь перевернули на 10 лет.
И должно пройти какое-то время, чтобы видение отпустило, символы забылись, а сон так и остался сном, потому что другой реальности – без Тебя – я не представляю.
А во сне понимаешь – это Ты, даже если Твое изображение ускользает, но я бегу за ним, хватаю за локоть, разворачиваю к себе и вижу, что ошибся.
Но то, что уместилось здесь на двух строчках, во сне – в двух секундах, в личном, вполне реальном, восприятии затрачивает годы. И я уже теряюсь, постоянно блуждая между сном и явью, между веками и полюсами; и когда мне кажется, что это лицо – такое прекрасное в свете луны – Твое, наступает утро и Ты снова ускользаешь, закутанная в пуховое сновидение, оставив после себя чужую женщину.
Тут волей-неволей будешь по утрам заглядывать под кровать и ванную, дабы убедиться, что этой чужой женщины больше нет, нечаянно раздражая Тебя собственной паранойей.
И тогда Ты надуваешь губы, из Твоих глаз льются соленые слезы.
Ты не выдерживаешь и подводишь меня к зеркалу, чтобы я смог наконец-то увидеть собственное отражение так и не открывшее глаза…
странник
Странник
после грозы
В грозу посреди Шаболовки
Гроза застала Веру и ее почти шестилетнего сына Ваню посреди Шаболовки, куда они поехали, чтобы заложить в ломбарде кулон на золотой цепочке. Сильный ливень, обрушившийся на Москву, лишний раз подчеркнул нерадостное настроение.
Выходя из дома, доверившись солнцу за окном, про зонтик Вера даже не вспомнила.