Ну почему я так поспешила сказать его ник господину Альба! Какую же ошибку я совершила! И если я ему скажу, он просто исчезнет… Я уже пожила без него четыре дня! Я не выдержу без него… И я скрыла от Кайта, что разболтала его ник…

Знаю, что поступила просто ужасно, и таких мерзких эмоций на душе не ощущала раньше никогда, но я слишком боялась его потерять. Я не стала расспрашивать его о причине отсутствия и просто наслаждалась нашим разговором, нашим очень теплым в ту ночь общением.

– Пристань, какие у тебя глаза?

– Серые, Кайт. А у тебя?

– А волосы?

– Серые… А у тебя?

– А какой у тебя рост?

– Кайт, ну хватит. Маленький рост.

– Бывает такое, что ты улыбаешься, когда читаешь мои сообщения?

– Конечно, бывает, я даже смеюсь. Но делаю это очень аккуратно и тихо, чтобы соседи не услышали. Не переживай.

– А бывает, что плачешь?

– Нет… Ты что… я просто не знаю даже, как это. Такого не было. Наверное, человеку должно быть очень больно?

– А пока меня не было с тобой, ты не плакала?

– Нет… А это плохо?

– Это хорошо. Спокойной ночи. До завтра.

На следующее утро, когда я зашла в Архив, господин Альба уже ждал меня.

– Пристань, доброе утро. Послушай, я тут поискал про твоего друга…

– Нет-нет, ничего не нужно искать больше! Все в порядке, он на связи!

– Да нет, тут дело в том, что…

– Господин Альба, не нужно ничего больше искать про него. Забудьте, пожалуйста…

Архивариус замолчал и задумчиво посмотрел на меня.

– Что-то не так?

– Давно вы общаетесь?

– Я бы не хотела обсуждать это.

– Я понял. Что ж, хорошо, что все хорошо. Тогда спокойно приступай к работе.

Я отправилась к своему столу, а господин Альба тяжело вздохнул, покачал головой и удалился в недра Архива.

Он задумчиво прошаркал мимо множества похожих друг на друга полок, оглядываясь несколько раз.

Подошел к своему «Зеркалу» и напечатал:

– Девочка полностью ослеплена. Не подобраться.

– Спасибо. Значит план Б.

– Может, все-таки будут другие варианты, Хак?

– К сожалению, нет.

День 17 ведения дневника

– Порой мне кажется, что я тебя выдумала, все твои ответы – они такие родные. Не представляю, как можно ощущать к человеку, которого ты никогда не видел, то, что я чувствую к тебе. Я не хочу забывать тебя! Не хочу… Я подам заявление на какую-нибудь простую работу, где не понадобятся профессиональные знания… Но ты… Ты забудешь меня…

– Пристань. Не скажу, что меня радует твое письмо. Скорее, оно настораживает меня. Нельзя давать волю эмоциям.

– Ты самое дорогое и самое светлое, что случилось со мной! Самое яркое и острое! Самое волшебное, нереальное и в то же время реальное!

– Не стоит продолжать!

– Ты прости, но я и так слишком долго молчала! Восемь месяцев постоянного общения! И ты – единственный человек на всем этом одиноком свете, с которым я так общаюсь! Ты – единственный родной мне человек! И «Зеркало» – оно прекрасно. Ведь здесь ты любишь именно душу человека: тебе неважно, кто он, как он выглядит, где работает. Тебе ничего неважно, ты ничего не знаешь! Разве это не прекрасно?

– Предпочитаю не вдаваться в такие детали.

– Кайт, это не детали, это основа.

– Мне не нравится наш разговор.

– Почему? Потому что я говорю правду?

– Потому что вся эта правда к хорошему не приведет.

– Я понимаю! Понимаю! Так устроен наш мир. Но даже так… он прекрасен, ведь мы тут… говорим.. и я знаю тебя.

– Ты ничего обо мне не знаешь!

– Пусть я ничего не знаю о тебе, но я знаю тебя! Это важнее.

– Спокойной ночи, Пристань. Разговор заходит в тупик.

Я дышала нашим общением и не мыслила жизни без него. И я упорно не хотела замечать его очевидно невзаимную реакцию на все мои пылкие письма.