Катя вздрагивает с такой силой, будто ее подключили к электропитанию высоковольтной линии. Я же понимаю, что абсолютно не способен контролировать то, что творится внутри меня. В груди сквозняк гуляет. Проносится пыльным порывом, как свирепый вихрь перед бурей. А потом сворачивает нутряк дикой тряской. Трещит все настолько, что камни летят. В голове возникает гул, и раскручиваются необъяснимые вращения.

Физически тошно от всей этой муторной дрожи. И вместе с тем штырит удовольствием, как никогда прежде.

Непонятно, чего больше. Непонятно вообще ничего.

Не прекращая целовать, заставляю Катю выпрямить руки, чтобы беспрепятственно скатить по ее телу шелковую сорочку, пока та не падает на пол. Оставляя на ней трусы, принимаюсь за свою одежду. Выдергиваю из петель верхние пуговицы рубашки и стаскиваю ее через голову. Так же торопливо избавляюсь от брюк и белья. Переступив через ворох тряпок, подтягиваю Катю к креслу. Но, прежде чем сесть и устроить девчонку к себе на колени, сдергиваю все же с нее трусы, хотя изначально этого делать не планировал.

Лишать ее невинности в мои планы никогда не входило. Да и сейчас рассчитываю, что до этого она дойдет как-нибудь без меня.

Когда оказываемся полностью обнаженными, Катя пытается неловко увернуться, но полный контакт все же происходит. Захватывая ртом ее губы, нажимаю ладонями на бедра и подтягиваю к паху. Горячая и нежная плоть влажно скользит по моему разбухшему и болезненно пульсирующему члену. Я давлюсь кислородом, замираю и, выцеживая хриплыми рывками застрявший в груди воздух, непреднамеренно пускаю в ход зубы. Не знаю, как не прокусываю девичьи губы до крови. Впервые сталкиваюсь с каким-то звериным желанием загрести все, что можно.

Эта, мать ее, Катенька… Мать ее… Мать… Даже ее пальцы обжигают. Оставляют следы на моей груди и на плечах. Быстро ловлю нежные ладони и, заведя их ей за спину, сковываю одной рукой, будто наручниками. В следующий раз стоит озадачиться этим изначально. Ничего не могу с собой поделать, похоже, мне нравится ее обездвиживать, контролировать полностью, крепко держать, давая себе и ей понимание, что главный здесь именно я.

Что за, на хрен, больное стремление?

Второй ладонью давлю Кате между лопаток. Она напрягается, сражаясь с силой моего давления, хотя должна понимать, что лишь оттягивает неизбежное. Стоит слегка увеличить напор, с задушенным вскриком падает мне на грудь, и ее вздернутые соски, наконец, вжимаются в мою разгоряченную кожу.

– Катя, расслабься, – и это не просьба, откровенное требование, которое я выдыхаю прямо в ее искусанные губы.

– Я с тобой не могу…

– А с кем можешь? – сам не соображаю, зачем подобное спрашиваю.

Знаю ведь, что являюсь первым и пока еще единственным, кто посмел ее коснуться. Катя думает над ответом. Слишком долго думает. А меня вновь ослепляет юродивой вспышкой-желанием забрать у нее все, что только можно.

– Дурак ты, Таир… – горячо выдыхает она и при этом тихо так, глядя прямо в глаза. – Дурак… Я ведь только тебя…

Буря внутри меня нарастает. Со свистящим воем ветра сметает все самые стойкие сооружения. Не нахожу иного выхода эмоциям, как толкнуть ее обратно к себе и остановить все слова поцелуем. Жду, что Катя возобновит сопротивление. Но она в очередной раз удивляет, гостеприимно принимая мой язык. Встречая напор, отвечает на поцелуй, заставляя меня самого в какой-то момент замереть. Все еще обездвиженная, полностью мной скованная, одним своим ртом перехватывает контроль. Когда начинает ездить на мне бедрами, не препятствую. Только всем телом напрягаюсь, чтобы не кончить на первом же скольжении ее промежности по моему члену.