5
Мария вернулась домой и едва войдя, услышала громкий голос отца, доносившийся из кабинета. Он разговаривал с Хулио повышенным тоном, чего никогда раньше себе раньше не позволял. Хулио был любимчиком бабушки, чего не скажешь о Марии. Поэтому ругать его не позволялось даже отцу. И он искренне любил обоих детей и оберегал их. Мария объясняла это тем, что отец старался заменить им рано ушедшую из жизни мать.
– Сын, ты сошел с ума! Ты хочешь разрушить свою жизнь?
– Не драматизируй, отец. Я так решил. Я так сделаю.
– Но ты учишься в лучшем колледже города, после окончания которого, поступишь в Саламанку, разве ты не об этом мечтал?
– Да, но хотя бы годы колледжа я хочу провести на Побережье, рядом со своей семьей.
– Но что скажет бабушка? – Сеньор Гильермо был потрясен и испуган.
– Это моя жизнь, а не бабушки. Кроме того, меня лишили возможности жить в доме с моим отцом и сестрой, могу я хотя бы сейчас побыть с вами, я прав, Мария? – Гильермо обернулся и увидел дочь, стоявшую в дверях.
– Думаю, что прав, – ответила, не менее озадаченная, Мария, никогда не видевшая в брате такого желания жить с ними.
– Ну что же, дети, вы уже достаточно взрослые, чтобы самим принимать решения, – развел руками Гильермо, – Я позвоню в колледж и узнаю про перевод.
– Спасибо, папа, но я сделаю все сам – сказал Хулио и пошел к себе.
Мария взглянула на отца и удивилась его грустному выражению лица.
– Папочка, почему ты переживаешь, ты не хочешь, чтобы Хулио жил с нами? – она обняла отца.
– Нет, дочка, – он погладил дочь по руке, – Я боюсь, что он повторит мою жизнь.
– А разве она была плохой? – Мария посмотрела на него своими большими глазами.
Он вспомнил Мануэлу, свою супругу. Она так же, как и дочь, всегда старалась придать ему смелости, не зная, что смелость эта ее же и погубит.
– Она была интересной, временами грустной, странной, но такой эмоциональной.
– Предпочитаю эмоциональность посредственности, – заявила Мария.
– Ты права, – Гильермо засмеялся, – Как прошел день?
– Хорошо, встречались с Флор.
– Твоя лучшая подруга.
– Вечная подруга, папа.
– Нет ничего вечного, дочка.
– У нас есть, – Мария подумала о Хосэ и в очередной раз не решилась рассказать о нем отцу, – Но сейчас будет сложно встречать мою лучшую подругу в доме с братом.
– Это почему же?
– Они не ладят. Он ее ненавидит.
– Ага, сейчас я начинаю кое-что понимать. Вот почему он решил остаться дома.
– А я не понимаю до сих пор. Это лето будет жарким, папа, потому что я еще никогда не видела Флоренсию в таком состоянии.
– И немудрено. Какой же глупый мой сын, – Гильермо рассмеялся. И продолжал смеяться, когда Мария направилась к себе.
Закрыв за собой дверь комнаты, она осталась одна, как и во все вечера, когда в ее одиночество не врывался Хосэ. У нее не было матери, которой она могла рассказать о своих первых чувствах и она уже давно научилась держать все в себе. Ей не хватало Мануэлы, от которой остались лишь фотографии, некоторые вещи и пара смутных воспоминаний. Отец редко говорил о ней, а при рассказах упоминал лишь о ее добродетели и заботе, и никогда о любви к ней. Он считал, она не замечала это, но она заметила. Ее мысли прервал стук в окно. Он всегда чувствовал, когда ей была необходима его помощь. Она отворила окно и впустила его. Он стоял перед ней при свете луны. Он – ее любовь, сила, надежность. Он смотрел на нее влюбленным взглядом и поцеловал.
– Ты грустишь, почему? – спросил он.
– Я думала о тебе.
– С грустью?
– Ты мне нужен, Хосэ. Я не смогу без тебя жить, – она подняла на него свои бездонные глаза.
– Я всегда буду с тобой, любовь моя. Всегда.