— Юленька, как же ты меня напугала. Я чуть не умерла. Я же даже в церковь ходила. А ты знаешь, где я и где церковь. Нет, пошла. И свечей пачку купила – даже не считала. И к гадалке ездила. На работе подсказали одну хорошую.И к экстрасенсу. Я для своей кровиночки, – всхлипы смешивались с потоком слов, – хоть куда, хоть к кому. Утку сама за тобой мыла. Спала первую ночь тут, за дверью в коридоре. Ты же одна у меня, доченька.
Господи, мама… Ну мне уже стыдно и совестно перед тобой. Ты меня любишь, а я опять виновата.
Слезы не успели как следует накатить мне на глаза, как вошёл врач. Тот самый, который лысеющий в шапочке.
— Здравствуйте, Юлия Николаевна. Давайте знакомиться: меня зовут Роберт Германович, я ваш лечащий врач.
Почему-то он мне сразу понравился. Я даже не успела понять чем.
Лечащий врач не успел продолжить со мной беседу, как на всю палату раздался мамин голос…
— Алё, Максик! Милый мой, здравствуй! Юлечка очнулась! Да, милый, да, открыла глаза, ищет тебя, зовёт. Приезжай, дорогой.
Отключив телефон, мама с гордостью обратилась уже ко всем присутствующим с пояснением:
— Это зять мой, Максим. Ребята не расписаны, но это вопрос ближайшего времени. Мальчик очень хороший. Приедет скоро. После работы на тренировку и сразу сюда.
“Мама, лучше бы ты Маринке позвонила”, не успела подумать я, как за дверью палаты послышался разговор на повышенных тонах.
— Что значит нельзя? Я же видела, туда все вошли: и мама, и врач. Она очнулась, да? Очнулась, скажите? Я должна её увидеть! Да причём тут не родственники! Да мы с Юлькой роднее всех родных!
Дверь распахнулась и в палату ворвалась Маринка.
Моя лучшая и единственная подруга выглядела уставшей и напряжённой, была совсем не похожа на себя, но только наши взгляды встретились, как она заулыбалась, глаза её заблестели от слёз радости и она снова стала той Мариной, которую я знала.
Доктор нахмурился и обратился к медсестре, словно остальных присутствующих тут и не было.
— Это у нас реанимация или передача “Жди меня”? Осталось только зятя дождаться и можно самовар с пряниками ставить.
— И папу надо дождаться! – Маринку такими замечаниями не смутишь. Она, ещё более радостная, чем секунду назад, обращалась ко мне одной:
— Юля, Николай Алексеевич тут. Он прилетел. Покушать отошёл, сейчас вернётся!
Папа! Моё сердце забилось от счастья. Надо же! Я к нему летела, а в итоге он ко мне. Но как, как так быстро…
Глянула на маму. Верна себе до сих пор - при упоминании об отце губы поджала, подбородок вздёрнула, руки на груди скрестила, смотрит сквозь потолок прищуренным взглядом. Гордая, обиженая женщина. Ох, мама, но ведь столько лет прошло...
Иногда мне кажется, что ей просто нравится играть эту роль: оскорбленной на веки вечные бывшей супруги. Только в чём смысл, зачем… Не понимаю.
— Папа, – хмыкнула мама. – Разве отец тот, кто бросил, уехал и забыл?
Мне безумно захотелось крикнуть : "Мам, ну что ты такое говоришь! Он уехал, когда я выросла более чем! И не бросил, и не забыл. И вообще - это только мне, его дочери, решать какой он отец. "
Но первым откликнулся другой человек.
— Наличие у дочери плохого папы, но отличного жениха – это, на мой взгляд, повод задуматься о том, где собака зарылась, - доктор улыбнулся маме, словно приглашая её сбавить пыл, но она не ответила взаимностью, стояла такая же демонстративно недовольная.
— Что ж, – продолжал врач, – наличие друзей, родственников и женихов, безусловно, не может не радовать, но может быть для разнообразия, коль уж мы в больнице, разрешите мне уделить внимания пациентке?