– Уважаемая Елизавета Васильевна, – врач смотрит в упор на меня, потом на Арсена, пауза затягивается.

– Продолжайте, – как в омут головой, бросаюсь я.

Это ожидание вытягивает все оставшиеся силы.

– Малыш родился недоношенным с дефицитом веса.

– Но таких детей выхаживают, я знаю. Скажите, что нужно делать? Молоко? У меня оно есть. Лекарства? Аппаратура? – смотрю на Арсена. – Ты поможешь?

– Конечно, дорогая, не волнуйся, – он ласково сжимает мои палицы.

– Дело не в этом, – доктор мнётся, я готова стукнуть его, чтобы уже говорил все, как есть! – Он не может самостоятельно дышать, потому находится на аппарате искусственной вентиляции легких.

– Мама, Арсен! Что это значит? – перевожу отчаянный взгляд с одного на другого, но они прячут глаза.

– Это значит, что шанс на выживаемость такого малыша минимальный. А если он сможет дышать самостоятельно, скорее всего, будет очень отставать в умственном и физическом развитии.

– Он... сразу... родился таким, – слова слетают с губ, как камни. Я даже слышу их грохот.

– Нет. Мы надеялись на лучшее. Но, увы! Вчера у него были судороги и остановка дыхания. Пришлось подключить к аппарату.

– Н-но к-как же так? Во время беременности не было никаких отклонений.

– Я слышал, ситуация у вас слишком нестандартная. Вот малыш и пострадал.

На ватных ногах я иду к двери, ничего не вижу перед собой. Арсен бросается ко мне, но я отодвигаю его руки.

– Не трогай меня!

Мир разом перестал существовать. Вот так взял, сволочь, и рухнул! Я до скрипа в зубах сжимаю челюсти и дышу через нос. «Не сдамся! Ни за что! – откуда-то из глубины сознания выплывает мысль. – Я выдержу все и спасу своего малыша!»

– Лиза... 

Плач мамы за спиной раздражает, резко поворачиваюсь к ней и ловлю взгляд врача. На его столе опять вижу шприц с лекарством. Не уж! Никаких уколов! Все!

– Так, говорите, чем я могу помочь? – обращаюсь к врачу.

– Можно попробовать один способ. Американцы так часто выхаживают детей.

– Лиза, предоставь заботу о сыне профессионалам, – пытается остановить меня Арсен.

– Я мать этого ребёнка! – резко отвечаю ему и смотрю прямо в глаза. – И я буду рядом с ним! Что это за метод, доктор?

– Выхаживание малыша на теле матери.

– Согласна. Я буду приходить к нему каждый день и брать на руки.

– Не совсем так. Он будит лежать у вас на обнаженном теле. Малыш должен чувствовать непосредственный контакт с кожей, слушать сердцебиение мамы. Он недобрал этого внутриутробно, и можно попробовать восполнить сейчас.

– И как это поможет? – я вижу раздражение Арсена и понимаю, что своим упрямством срываю его планы.

– Я хочу попробовать.

– Хорошо. Кирилл уже заказал самолёт. Мы завтра со всей аппаратурой перелетаем в Москву.

– Какой самолёт? Вы о чем? – врач всплескивает руками. – Вы хотите ребёнка убить?

Арсен мрачнеет лицом, глаза становятся похожи на чёрное жерло вулкана, в котором ворочается лава. Он не любит, когда срывают его планы. Ох, как не любит!

Я, с одной стороны, очень благодарна ему за помощь и поддержку, а с другой, его слишком навязчивое внимание напоминает о прошлом. Не хочу! Больше не хочу иметь с ним дел. Опять появляется ощущения зыбучих песков, в которые я проваливаюсь безвозвратно.

– Доктор, все в порядке, – решительно задираю подбородок и с вызовом смотрю на Тавади. – Я остаюсь здесь. Сколько надо, столько и буду с сыном. Арсен, ты улетай. И помощника своего забирай. И маму. Я сама справлюсь! И...

– Не выдумывай! – перебивает он меня. – Алена Игоревна, вправьте мозги своей дочери!  Каким образом она справится со следствием, похоронами, больным ребёнком?

Грубость так несвойственна этому человеку! Я вижу его злость и ненависть к обстоятельствам, но упрямо поджимаю губы. Это моя жизнь!