– Что ты играла? Я улетел. Ты супер играешь, необыкновенно.

– Это «Вокализ», Сергей Рахманинов, одно из самых любимых моих произведений. Я рада, что тебе понравилось. Для меня сегодня был очень важный день, и я благодарна Пространству, что тебя прислали подвезти и поддержать меня. На мне лежит теперь большая ответственность. Мне дали играть на этой уникальной виолончели. Я несла её и немножко волновалась, но потом появился ты, и всё стало так просто, хорошо и спокойно, – Мария смотрела на Андрея и улыбалась прекрасной милой улыбкой. Всё её лицо и глаза, руки как будто светились изнутри. И солнечные зайчики продолжали бегать и играться с её волосами.

– Как это дали играть, она не твоя? – Андрей стал серьёзным и почувствовал какое-то раздражение. Он всегда сердился, когда чего-то не понимал.

Мария, всё так же улыбаясь, начала объяснять, что существуют владельцы коллекционных инструментов, и не всегда они являются музыкантами, даже наоборот, это обычно совсем не музыканты, а коллекционеры антиквариата, музеи, инвестиционные фонды или даже банки. Но инструмент не должен молчать, он тогда засохнет и умрёт. Поэтому владельцы ищут ему пару, хорошего талантливого музыканта, чтобы передать ему виолончель или скрипку для игры. По мере роста музыканта растёт и уровень инструмента – это всегда пара, как Инь и Янь, одно не может существовать без другого.

– Надеюсь, я когда-нибудь буду играть на Страдивари, это моя заветная мечта. А мечты должны сбываться, ведь всё в наших руках. Ты знаешь, первый раз я об этом прочла ещё будучи маленькой девочкой. Мне на глаза попалась статья в «The New York Sun», что продана виолончель самого Мстислава Ростроповича, который уже тогда восхищал меня и как личность, и как гениальный музыкант. Там так и было написано, что за двадцать миллионов продана виолончель «Дюпора», названная в честь виолончелиста XVIII века Жан-Луи Дюпора, изготовленная знаменитым мастером Антонио Страдивари в тысяча семьсот одиннадцатом году. Это был абсолютный ценовой рекорд для всех музыкальных инструментов. Я знала, что с тысяча девятьсот семьдесят четвертого года по две тысячи седьмой год Ростропович играл на виолончели «Дюпор», и мне стало искренне радостно на душе, что челло начинает новую жизнь. Это как реинкарнация, новое воплощение: она, виолончель, нашла свою новую «вторую половинку» после смерти великого музыканта.

– Двадцать мультов! Прикольно, – прокомментировал Андрей такие странные для него новости.

Раньше он не мог себе даже представить, что музыкальный инструмент может быть настолько ценен и дорог. То ли дело картины Пабло Пикассо, одного из самых дорогих художников от начала времён, когда искусство стали оценивать за деньги. Или живопись Марка Шагала. Молодому человеку на ум пришли летающие со скрипками козы на картинах русско-еврейского художника.

– Никогда не думал, что реально столько может стоить инструмент, в моей голове больше ста, ну, или двухсот косарей не укладывается.

– Вот это и оказалось не реальной, а ложной информацией, «фэйк-ньюс», – никакие «мульты» и «куски» не ввели в заблуждение Марию, она по-прежнему подробно и спокойно продолжала объяснять, – М.А. сказал, что после смерти Ростроповича о виолончели Страдивари нигде не слышно и не видно. Она, скорее всего, находится сейчас в каком-нибудь банковском хранилище в Швейцарии, пока наследники Ростроповича и умершей в две тысячи двенадцатом году его жены, их дочери, Ольга и Елена, не распорядятся, что с инструментом делать дальше. М.А. сам выдающийся скрипач, он знал Ростроповича лично и играл совместно с ним! Два Маэстро, два великих имени! – имена музыкантов Мария всегда произносила с придыханием, в каждой ноте её голоса слышалось безграничное почтение к их таланту и трудолюбию. – И также знал его гениальную жену, лирическое сопрано, Галину Павловну Вишневскую. Он много рассказывал мне о них…