– Я ведь не Сораса, и не Эндри, и не Дом, – пробормотал он, отчаянно желая, чтобы кто-нибудь из Соратников оказался сейчас рядом с ним.

Он бы обрадовался даже Сигилле, которая за мешочек золота лично затащила бы его на виселицу.

И даже Корэйн, хотя в этом безлюдном зимнем лесу от нее было бы не больше толку, чем от него самого.

Сердитым движением он плотнее запахнул мантию. От нее несло дымом, но за этим зловонием по-прежнему можно было различить запах Воласка. Запах качественной шерсти, пролитой гожки и жаркого, потрескивающего пламени в каминах трекийского замка, оставшегося далеко позади.

– Здесь я ничем не могу быть полезен. – Как только слова повисли в воздухе, он испытал облегчение, пусть говорить было не с кем. – Возможно, они меня слышат, – добавил Чарли, печально глядя на звезды.

Они словно насмехались над ним. Если бы он мог сбить их с небосвода одну за другой, то сделал бы это незамедлительно. Но он лишь ударил мыском сапога по земле, расшвыривая по сторонам камешки и палые листья.

На глаза снова навернулись слезы. В этот раз он подумал не о звездах, а о Соратниках. Корэйн, Сораса, Дом, Сигилла, Эндри. Даже Вальтик. Все они остались позади. Все они сгорели дотла.

– Теперь они стали призраками, – прошипел он, вытирая глаза.

– Уж лучше быть трусом, чем призраком.

По его позвоночнику словно пробежала молния, и Чарли с трудом удержался на ногах, не веря своим ушам.

Чарли знал этот голос так же хорошо, как свои перья или печати, которые кропотливо вырезал собственной рукой. Он звучал мелодично и напевно, а в словах, произнесенных на Верховном языке, едва угадывались нотки мадрентийского акцента. Однажды Чарли сравнил этот голос с шелком, скрывающим кинжал. Он был мягок и опасен, а также невероятно прекрасен, пока его обладателю этого хотелось.

Чарли моргнул и мысленно поблагодарил лунный свет, пронзавший ночной мрак. Он окутывал мир серебристым сиянием, отчего бледные щеки Гариона были похожи на фарфор. Ему на лицо спадали каштановые пряди с красноватым отливом.

Убийца стоял в нескольких ярдах от него и даже не пытался сократить безопасное расстояние. На его поясе висела знакомая Чарли рапира, легкая и предназначенная для быстрого обмена ударами. Но настоящую опасность представлял бронзовый кинжал, спрятанный под туникой Гариона. Каждый убийца-амхара носил такой при себе, поскольку он был символом принадлежности к самой лучшей и смертоносной Гильдии во всем Варде.

Чарли едва ли мог дышать, не то что говорить.

Гарион сделал шаг вперед. Его размашистая походка таила в себе уверенность и смертельную угрозу.

– Но я не считаю тебя трусом, – продолжил Гарион, приподняв затянутую в перчатку руку. – Ты весьма отважен, когда того захочешь. Сколько раз ты побывал на виселице? Трижды? – Он посчитал на пальцах. – И при этом даже ни разу не обмочился.

Чарли не смел пошевелиться.

– Ты мне привиделся, – прошептал он, молясь, чтобы мираж не исчез.

«Даже если это игра воображения, надеюсь, он задержится».

Гарион лишь улыбнулся, обнажив белые зубы, и подошел еще ближе. Его темные глаза сияли в ночном мраке.

– Умеешь же ты обращаться со словами, жрец.

Чарли медленно выдохнул, ощущая, как к его ледяным рукам возвращается чувствительность.

– Я понял. На самом деле я никуда не сбежал. Я зашел в город и сгорел вместе со всеми ними, так ведь? Я умер, а ты…

Убийца склонил голову набок.

– Значит ли это, что я могу принести тебе рай?

Чарли поморщился. Его щеки покраснели, несмотря на холод, глаза жгло от подступающих слез, а мир перед ними расплывался.

– Прости за прямоту, но ты ужасно некрасив, когда плачешь, – произнес Гарион. Его силуэт терял четкость и слегка дрожал.