Оказавшись в карете, смех, как рукой сняло. Мы мчались куда-то вперед, казалось, будто проходит вечность. Поездка до ужаса скучная, мы едем в полном, гробовом молчании. Я выглянула в окошко, и не смогла оторвать глаза от великолепнейших городских пейзажев, которые словно в калейдоскопе менялись на нечто новое, и непохожее.
Жаль, что мой первый вздох на свободе, и мой последний выдох за пределами чердака, произошли в один день. Я всматривалась в пейзажи так, чтобы запомнить каждую деталь, каждый фонарик, каждое окошко, всех людей, что суетились на улице мимо которых мы проезжали.
Призраки сидели рядом со мной. Когда мой скучающий вид надоел миссис Генриетте, он посадила коршуна Кевина слева, а поросюшку Синди справа.
От скуки, или может от того, что у меня поехала крыша, я то и дело поглядывала на призраков, с привизгом хихикая.
Миссис Генриетта раздраженно дергала подол своего платья, потопывая каблуками, за час поездки ее еще никто не похвалил ее за красоту и неописуемую щедрость. А без этого наша дражайшая миссис Генриетта жить не может.
Закатив раздраженно сказала:
– Как твои дела Оливия? Нравится моя карета? Как тебе поездка, правда ведь пейзажи невероятнейшие? – Говорила она так, будто читала скучную газету и пересказывала написанное. Спросила она весьма обыденным тоном.
«Как мои дела? Окей, на меня напал Цербер пытаясь сделать меня своим ужином, люди проходят через меня, но я не призрак, от меня хочет не лучшим способом избавиться директор адского детского дома, а рядом со мной сидят привидения с глупыми именами. Интересно, что по ее мнению, я должна сейчас чувствовать?».
– Сносно, могло быть и лучше, а у вас как?
– Весьма недурно, принимая тот факт, что я скоро избавлюсь от тебя скоро избавлюсь, – ответила она, при этом улыбаясь как пес, которому почесали пузо.
– Поздравляю вас, ваша мечта скоро сбудется, вы как всегда великолепны и великодушны, – ответила я, и снова уставилась на толстячка.
– Мистер Синди, – обратилась я к призрак, стараясь не хохотать, называя его имя. – Можно задать вам один, не скромный вопрос?
– Конечно можно, я люблю давать интервью.
От его голоса по моей коже побежали мурашки, он издавался будто издалека, словно сейчас я слышала эхо, а тот, кто говорил со мной, находился очень далеко.
Софи как-то рассказывала мне, что голос призрака кажется эхом, потому что он находится далеко от своего тела. Интересно, может Софи знала, что произойдет, и готовила меня к этому? Нет, ерунда какая-то.
– Извините, но как вы умерли? Если вам несложно об этом говорить.
Наверно, такие вопросы не стоит задавать приведениям, но мне было очень интересно, что будет со мной потом, как выглядит смерть, и что я буду чувствовать.
Он глубоко вздохнул, хотя как он может дышать? Может, это старая привычка? Или может, призракам тоже нужен доступ к кислороду? Столько вопросов, а времени задавать их совсем мало.
– Я утонул, не умел плавать, а они кричали, повторяя одно и то же: «Давай! Синди мы в тебя верим! У тебя все получится! Если ты не утонешь, я подарю тебе свою собаку!», я не хотел позориться, и прыгнул, не сумев выбрыться, я утонул.
– Это ужасная и мучительная смерть, мне очень жаль, что вы так и не получили ту собаку. Но вот вопрос, если вы утонули, то почему вы во фраке?
Толстяк выглядел так, будто будь он жив, то покраснел бы от стыда:
– Я, к своей великой глупости утонул в нем, – ответил он, рассматривая свои колени, засунув руку в карман своих брюк, он достал носовой платок. Дрожащей от волнения, или великой грусти, призрачной рукой он протер лоб, якобы от пота, или от капель воды.