Застава на правом берегу Днепра


В ста пятидесяти вёрстах от Киева вниз по течению Днепра на высоком правом берегу возвышалась дозорная вежа. Напротив неё, обвиваемые серебристыми рукавами Днепра, лежали два больших острова. Левый берег реки был низинным и ровным, правый же, изрезанный оврагами и рытвинами, являлся местом, удобным для укрывательства всякого разбойного люда. В этом месте через Днепр проходил один из бродов, красноречиво зовущийся Татинец23. Брод никем не охранялся до тех пор, пока Свенельд во время своего третьего полюдья в землях уличей не велел возвести здесь вежу, оборонительные валы и стены и переселил в крепость для дозора людей из близлежащих весей.

Прошлой зимой, когда Свенельд находился в Ладоге, за данью к уличам из Киева отправился Ивор, сын Асмуда. Когда киевский воевода был в поселениях на Тесмени, с ним пришли воевать варяги, нанятые князем Пересечена. Прежде они укрывались в крепости у Татинца. Вместе с варягами киевской дружине противостояло ополчение уличей и печенеги из недружественного Киеву кочевья. Не собрав дани в самых богатых поселениях на Тесмени и Днепре, Ивор вынужден был отступить.

Нынешним летом крепость у Татинца была отбита дружиной Свенельда. Перед тем воевода победоносно прошёлся по землям уличей. Но вот уже и осень была не за горами, а Свенельд с дружиной так и не продвинулся дальше Татинецкой крепости. Для захвата городов на Днепре ему не хватало людей.

Гридни и наёмники Свенельда были закалёнными в боях и умелыми воинами, каждый из них стоил двух, а то и трёх ополченцев уличей, но часть людей пришлось оставить в самых крупных поселениях на Буге и Тесмени.

Само собой, воевода не бездействовал, пытаясь покорить земли вдоль Днепра не силой, а хитростью. Для этого Свенельд посылал своих людей с тайным поручением в Родень, поселение в полуторадневном пешем переходе вверх по Днепру от Татинца.

Этим вечером Фролаф вернулся из Родня и явился в дружинную избу на доклад.

– Будь здрав, ярл, – приветствовал Свенельда оружник.

Происходивший из данов Фролаф, более десяти лет назад вслед за Свенельдом, которого считал не просто господином, но спасителем своей жизни, попал в славянское окружение. Он давно в совершенстве освоил славянскую молвь. Однако называть господина предпочитал северным титулом, а не славянским словом «воевода».

– Здорово, Фрол. Видал Ворчуна?

– Так точно, ярл.

– Как он?

– Всё та же гнида… – безо всякого выражения ответил Фролаф.

– И славно… – невозмутимо отозвался Свенельд. – Что он донёс? Каков настрой в Родне?

С Деляном-Ворчуном Свенельда свела судьба пять лет назад, во время войны князя Киевского с древлянами и уличами. На глазах этого уличского воина Свенельд убил пятерых человек из десятка, несшего дозор на берегу Днепра у Витичева. Ворчун тогда показался будущему воеводе малодушным, склонным к измене гриднем. Потому он и пощадил его. Свенельд рассказывал басни про волкодлака, намекал, что и сам причастен к роду нелюдей. Ему удалось запугать парня этими страшными байками. Убитые один за другим соратники, понятное дело, тоже произвели впечатление. Ворчун провёл его в стан уличей, и Свенельд отправил за стены Витичева несколько стрел с княжескими грамотами, предупредив дружину о том, что Игорь прислал подкрепление. Наутро дружины князя Киевского слаженно ударили по уличам и древлянам и победили.

Когда позже Свенельд стал ходить к уличам за данью, он отыскал Деляна-Ворчуна, дал ему серебра, на которое предприимчивый Ворчун устроил в Родне корчму и постоялый двор. Дела у Ворчуна шли хорошо: постояльцы в Родне не переводились. А Свенельд и дальше вёл с ним через Фролафа всякие тайные дела. Ворчун оказался человеком весьма полезным и неоднократно оказывал ему услуги.