Несколько метров, отделявших машину от дверей заведения, мы пронеслись бегом. Пока бежали, вдохнули морозного воздуха. В легкие словно бы впились когти монстров, чтобы разорвать изнутри. Под ногами ругался последними словами раздавленный снег. В заиндевевших дверях нас встретил швейцар в ливрее, в зале услужливый официант проводил к столику в отдельной нише, отгороженной от остального зала легкой полупрозрачной занавесью. Мы сделали заказ. От алкоголя я отказался, выбрав фруктовый коктейль и колу, Маша взяла себе бокал белого полусладкого. Выбор блюд я доверил Маше – ничего не понимаю во французских названиях, а нормальных в перечне не обнаружилось.

Ресторан состоял из центрального зала и отдельных ниш, одну из которых занимали мы с Машей. Звучала мягкая музыка, большинство видных из ниши столиков пустовали. Впрочем, на каждом белела табличка «Заказано». Народ соберется к вечеру. Праздник, все-таки. В нашей нише стены походили на каменный грот, что в сочетании с изысканной мебелью и почти антикварной посудой, достойной стола королей, выглядело волшебно. Мы будто в сказку попали. Тьма и свет, мрак и великолепие. Длинный стол, рассчитанный на четверых, а то и на шестерых, покрывала идеально белая скатерть, спускавшаяся почти до пола, с двух сторон к столу примыкали мягкие диваны с подушками. Мне хотелось сидеть рядом с Машей, но она опустилась на край дивана, перекрыв проход к соседнему с собой месту, и я сел на противоположный диван. Сидеть напротив тоже неплохо. Смотреть в лицо, а иногда, возможно, «случайно» касаться ногой…

Брысь, глупые мысли.

Пока заказанное нами готовилось, Маша попросила прочитать еще какой-нибудь из моих рассказов.

– Если можно, что-нибудь позитивное.

– Есть юмористический.

– Отлично. Кстати, если что – помыть руки, поправить одежду и сделать все прочее можно вон там. – Маша кивнула в сторону уводившего из зала узкого коридорчика.

Сбросив ей на телефон файл с рассказом «Сын своей матери», я отправился мыть руки и, как она выразилась, делать все прочее. «Сделать все прочее можно вон там», сказала Маша. Моя фантазия разыгралась. Если откопать в словах намек…

Как же плохо иметь богатую фантазию.

Туалет оказался шикарным, под стать дворцу падишаха или императора – блеск инкрустированной плитки, позолоченные краны, огромные кабинки, больше похожие на люксовые номера в пятизвездочном отеле…

Кабинки, как им полагалось, закрывались. «Сделать все прочее можно…» Да, можно. В ресторане почти пусто, и так легко вдвоем прошмыгнуть в одну из кабинок никем не замеченными, и здесь, никем не видимыми, никому не нужными, запертыми на защелку – «делать все прочее»…

Может быть, Люба-номер-два права, и я маньяк? Собственной девушкой посаженый на голодный паек, я до желудочных колик хотел есть – все, что дадут и до чего дотянутся руки. Есть, жрать, запихивать в себя огромными кусками, глотать без пережевывания и требовать еще. От возможного употребления Маши давно удерживала не совесть, а опасность разоблачения. Не будь у нас с Машей необходимости всю жизнь пересекаться, я давно рассказал бы ей о тайне нашего неродства, и жизнелюбие бывшей родственницы могло выплеснуться на меня – человека самого близкого в территориальном плане. Соседняя комната и соседняя кровать – что может быть ближе?

И все же я не расскажу. Никогда. Даю слово.

Но собственным здоровьем или будущим счастьем с Любой не поклянусь. Не потому, что не верю себе, а потому что никому не верю. Человек слаб. А я не слаб, я предусмотрителен и ответственно отношусь к данному собой слову.

Когда я вернулся, расторопный официант уже сгрузил с подноса заказанные яства, налил в пустой бокал из протертой бутыли и удалился, кивнув на прощание и задернув за собой занавеску.