Вот позади остались парковые ворота, справа мелькнуло здание садика, впереди – позолоченный купол дворца. Прямо – пять минут, потом, за зданием милиции – направо, а там ещё пять минут – и ты дома. Свобода!

За спиной явственно послышалась чьи-то тяжёлые шаги. Этого не может быть! Неужели его мог кто-то догнать? Сложившееся к пяти годам представление об устройстве мира стремительно пошатнулось, небо качнулось, и земля стала уходить из-под ног. Это чья-то рука схватила его за шиворот и слегка приподняла в воздух. Перед глазами мелькнуло здание милиции, которое сменилось искажённым от негодования лицом Татьяны Степановны. Её имя он уже успел запомнить. Через мгновенье он снова стоял на земле, развёрнутый лицом к ненавистному садику. Его ладонь была крепко стиснута в руке воспитательницы. Молча, не говоря ни слова, она потащила беглеца в сторону покинутой, казалось бы, навсегда детской невольницы.

Остаток дня он провёл, стоя в углу большой комнаты, обиталища их младшей группы; свидетели его неудачного побега деловито копошились в груде игрушек и иногда с интересом поглядывали на него, словно видели впервые.

Вечером мать отчитывала его за странную выходку. Она была очень огорчена и встревожена произошедшим. Татьяна Степановна, рассказывая ей о случившемся с широко раскрытыми, как у Мальвины, глазами, просила что-нибудь непременно предпринять по этому поводу. Ей-то что: убежал бы себе – и ладно. Меньше нарушителей – меньше тревог. Странные эти взрослые. Олег молчал, потупив глаза, и кивал – да, этого больше не повторится. Ему было жаль расстроенную из-за такого пустяка мать. О конфетах он упоминать не стал.

С тех пор желание убежать из садика сковывалось данным тогда обещанием. Но иногда, как сегодня, оно снова становилось нестерпимым.

Секреты с конфетами

Гулять по парку – очень странная затея. Все эти мраморные скульптуры с прилепленными к голому телу листочками – как они там только держатся, – эти фонтаны с бесцельно разлетающимися в стороны струями, эти ровные аллеи с подстриженными на квадратный манер кустами взвывают скуку и уныние. Утром в парке хозяйничают одни садовники в синих халатах с ножницами на концах своих длинных шестов. Глядя на их усердие, Олежка думает: дать им волю, так они все парки и леса в округе почикают и оболванят так, что даже звери начнут шарахаться от этих шариков и кубиков. А птицам и вовсе гнёзд будет свить негде. Бабуля тоже недовольна, когда видит плоды трудов подобных мастеров, увлечённых своей работой.

– Ну тебя и почикали! – говорит она, огорчённо качая головой и забирая его из парикмахерской.

Некое разнообразие в этот подстриженный и отутюженный мир вносит, разве что, маленькая собачонка, носящаяся по кругу в чаше небольшого фонтана и пытающаяся струйкой воды, бьющей из её пасти – что за нелепость, эти взрослые совершенно не в курсе, откуда берутся у собак струйки, – дотянуться до испуганно крякающей уточки. Или шутихи – такое место, где дядька из кустов посетителей водой обливает. А им, подмоченным снизу, и невдомёк, почему вода из земли вдруг бить начинает. Женщины – так те сразу в сторону. А мужики довольны, особенно, если день жаркий выдался. Жмут ногой на разные камушки и ждут, когда вода из щелей брызнет! Наверное, этот виноват. Или вот этот. Осторожно так щупают, лица у всех сосредоточенные. Смотреть на это потешно, но быстро надоедает. В общем, скукота.

То ли дело – территория их садика. При всей своей неприязни к зажатым в заборы пространствам Олежка осознаёт, что здесь каждый сможет найти себе занятие по душе. И в этом смысле садик не так уж плох, как ему показалось вначале. Здесь можно покататься на велосипеде вокруг большой клумбы, если он у тебя есть, конечно. Можно влезть своей щуплой задницей в канатную петлю карусели с названием «гигантские шаги» и, оттолкнувшись посильней от земли, попытаться догнать едущего впереди и весело пнуть его ногой. А можно спрятаться от солнца в беседке и, забившись в дальний её угол, слушать там страшилки про оживающую по ночам кровавую механическую руку или про вампиров, живущих в подвалах и охотящихся на маленьких детей. Особенно славится этими байками Митька Чернов. Обычно он узнаёт о них от своего старшего брата, мастера на такого рода выдумки и большого фантазёра, и потом с удовольствием делится ими со своими друзьями. Ему нравится наблюдать, как те, разинув рты и выпучив глаза от страха, жмутся друг к другу в полутьме беседки.