Дед Отакчан по своему обыкновению не сразу подал голос. Подбоченившись, сидел невозмутимо. Под конец вынул изо рта трубку, сунул во внутренний карман старой замшевой куртки и тихо заговорил:

– Абага был голоден. Сам знаешь. Ему жить хотелось. А без кормежки и он помрет. Свалил лабаз, разодрал кули с мукой и стал утолять голод. В это время к лабазу подъехал я с оленями. Абага неуступчив, потому задумал отстоять свою добычу. Другими словами, добытую им муку. Вот и напал. Скорее он умертвил бы меня тогда, но, видно, свыше до него дошел сигнал о том, что не на того напал. Вот и Кэрэмэс не случайно подоспел. А ты, Айчима, умеешь только лясы точить, а строить крепкий лабаз не можешь. Из-за твоей расхлябанности я попал в беду и едва не погиб. Тут не абага виноват, а виноват ты. Понимаешь, Айчима? То-то из милиции зачастили тогда ко мне в больницу и все допытывались. Все про тебя спрашивали.

Блаженная улыбка медленно сошла с самодовольного лица бригадира. В палатке воцарилась тишина.

Отакчан знает, о чем говорит. Природа мудра. Она берет под свою защиту всех: и зверей, и птиц. Белоснежную куропатку, например, не сразу заметишь в снегу. Эта безобидная краса Севера умеет себя обезопасить. Засыпает не просто так, а делает лунку в снегу, где и засыпает спокойненько. Ее не заметит ни сова, ни сокол, ни даже лиса. Ей помогает сама природа.

Однажды Виктор ехал к оленям. За ним неторопливо следовал дед Отакчан. Ехали по мари. Откуда-то со стороны послышался отчетливый зов куропатки-самца: «Кабяв-кабяв-кабяв!» И вдруг буквально из-под ног верхового оленя выпорхнула взрослая куропатка. Отлетев метров десять, села и вытянула шею.

Виктор соскочил с седла на землю и замахнулся палкой, чтобы запустить в куропатку. Сзади послышался негромкий оклик деда Отакчана: «Не смей!» Виктор, опуская палку, недоуменно оглянулся на деда. Между тем куропатка, все так же вытянув шею, побежала между кочками. Она явно не собиралась удирать. Ее что-то удерживало тут.

– Я бы попал в нее. Почему остановил меня, дед? – спросил Виктор, когда дед подъехал к нему.

Отакчан молча спешился.

– Ты слышал, как кабяв загалдел? – спросил дед.

– Слышал. Но голос его доносился издалека.

– Это куропаточья семейная пара. Самец издали караулил самку. Учуяв опасность, он поспешил подать сигнал тревоги. Куропатка поначалу, видно, затаилась в надежде, что мы проедем стороной. А ты, как назло, поехал прямо на нее. Вот она и выпорхнула. Поищи-ка тут, у тебя зоркие глаза. Где-то рядышком она понесла яйца, – дед говорил тихо и спокойно.

Виктор стал всматриваться в кочки.

– Нашел, дед! Вот они, яйца! – азартно вскричал Виктор.

Отакчан подошел к нему. В небольшом округлом сооружении из трав лежали шесть яиц. Они были пестрые, под цвет трав.

– Люблю вареные яйца, – с такими словами Виктор снял картуз и потянулся к яйцам, чтобы сложить их туда.

– Бери четыре яйца, а два оставь. Смотри, не дотрагивайся только к ним, – велит Отакчан.

– Давай все шесть возьмем, абага.

– Зачем? Это же потомство куропаточье. Пожалей куропатку. Она же будет горевать, если останется без птенцов. К тому же эвены не жадные.

Виктор не посмел спорить с дедом. В метрах пятнадцати-двадцати вновь появилась куропатка. А в ближнем лесу тревожился отец семейства: «Кабяв-кабяв-кабяв!»

«Каждый борется за свое выживание. Даже вот эта куропатка. Как она рисковала жизнью. Если бы не было деда рядом, я скорее всего подбил бы ее… Дед прав, тут даже спорить нельзя. Вот встречу Илани, обязательно ему расскажу об этом случае. Илани любит слушать такие байки. Ему хочется податься в оленеводы. Он как-то говорил мне об этом. По-моему, быть ему оленеводом недостаточно. Должен же кто-то из нас выйти в люди и отстаивать наши права. Может, из Илани выйдет толк. Сейчас мы все существуем, как эта куропатка, на которую я замахнулся было… Такая жизнь, если она продолжится, ничего хорошего нам не сулит», – Виктор весь погрузился в свои мысли.