У меня создавалось впечатление, что все они понимают, что это за звук, и он, как и мой внешний вид, приводит их в недоумение и даже легкое огорчение, а сам я не могу ни расслышать его, ни разглядеть свое обличье. В какой-то момент иллюминаторы в тоннеле заканчиваются, за ними следует большое овальное зеркало. Я подлетаю к нему и вижу, что в нём отражается никто иной, как огромная, кудрявая белая овца с большущими глупыми глазами, и тут же вдруг у меня появляется звук, словно кто-то кнопкой с пульта включил громкость: «Бе-е-е-е!»

Я резко проснулся в горячем поту, вскочив так же красиво, как Андрей Миронов упал в «Бриллиантовой руке», только вместо «Черт побери!» заорал еще громче, чем во сне: «БЕ-Е-Е-Е-Е!» и тут же снова проснулся, поняв, что это было сном во сне.

– Да что же это за сны такие… – прорычал я злобно сквозь зубы, утирая пот со лба, в этот раз – холодный.

Елена вышла ко мне с попугаем на плече.

– Классный попугай, я бы тоже хотел ходить с таким на плече, – бросил я с улыбкой.

– Так ты и так ходишь, только он у тебя на голове, – сказала она и пустилась в радостный смех.

– Не смешно, – прозвучала мысль в упомянутом объекте.

– Очень даже смешно, – хрипло проорал попугай Елены и тут, то ли Чёрный, то ли мы вместе, от неожиданности не на шутку испугались.

– К… К… Как зовут это белого попугая, это какаду? – с нотками подозрения, спросил я.

– Вообще-то, это белый сокол. Как зовут – не знаю, у него спроси. Неужели ты настолько не разбираешься в птицах? – засмеялась она и сокол – какаду начал сверлить меня взглядом, наклонив голову на левый бок.

– Да мне как-то не по себе у него спрашивать. Странный у тебя какой-то сокол, мастер Е, – настороженно промолвил я.

– Есть такое. Но вообще-то ты уже должен был заметить, что он понимает наш диалог, – сказала она и хихикнула в сторону своего правого плеча.

– Вот, блин. Точно же, – вспыхнула мысль в моей голове и Черный сжался.

«Сейчас, наверное, прилетит осуждение» – в теле отчетливо ощутился резкий укол чувства вины и страха наказания.

– Да, да, я все понимаю. И мысли слышу тоже, – прохрипел сокол, наклонив свою голову уже на правый бок, все так же сверля меня своим взглядом, при этом подняв правую лапку и направив её на меня, как радар дорожного патруля.

У меня закружилась голова, и я потерял какую-либо способность рационально мыслить, немедленно потребовав побольше воды и бананов.

– Сам сходи! – доносилось до меня с эхом уже издалека и будто бы с какой-то злорадной усмешкой. Я потерял сознание.

Очнулся я в межкустовом пространстве Елены, обложенный бананами, рядом стоял графин воды на подставке, на которой была выгравирована руна Наутиз – я называл её палочкой на палочке. Я тут же выпил всю воду и понял, что пока она не усвоится, не смогу съесть бананы, ибо они не влезут. Но мне практически сразу стало гораздо лучше, и я решил, что обойдусь и без них.

– Ну, как дела?! – услышал я знакомый громкий хрип и, обернушись, снова увидел ту птицу. Я тут же схватил банан и, словно от этого зависела моя жизнь, откусил и начал старательно жевать, даже забыв его почистить. Сокол статично парил, махая крыльями на высоте полутора метров у входа в межкустовое пространство со все так же закинутой набок головой и пронзительным взглядом.

Елена также была у входа и оперативно конфисковала птицу, заботливо относя ее куда-то подальше от сей локации, а издалека доносилось:

– Хватит прикалываться над мальчиком. Будь собраннее, он очень впечатлительный. Лети пока лучше поговори с сурикатами.

Раздался глухой хлопот крыльев, видимо, сокол – какаду улетел общаться с сурикатами, а Елена сразу же вернулась и присела напротив меня.