В этот момент сокол… вздохнул. Да еще с таким длинным и тяжелым, натуральным выдохом, что это окончательно вынесло мне мозги, но в этот раз вместо того, чтобы потерять сознание, я сам неожиданно для себя пустился в истерический хохот, упал на пол и валялся там, как накануне Елена. Бананов на полу, кстати, уже не было – ладошки не ощущали ничего кроме камня. В какой-то момент я поранился о что-то острое, но не мог найти обо что.

Сокол тут же вылетел из межкустового пространства.

– Видишь, как он о тебе заботится – полагаю, полетел за бинтами, – добро сказала волшебница.

– Но… Мне он правда казался наглым и издевающимся надо мной, – заявил я с горчинкой обиды, изучая ранку на ладошке.

– Может, это интерпретация твоего ума? – возразила она, – Точнее то, во что он тебя заставил поверить через призму внушаемого мнения о самом себе.

– Почему он тогда так себя ведёт? – жаловался я. – Когда слова были совсем неуместны, он ронял их, да так, что я терял сознание от неожиданности и хаоса, в который ввергался. А когда я ждал от него слов – он молчал и выдавал не менее шокирующие выходки для всей моей сущности.

– Ну, во-первых, не твоей сущности, а просто сущности, – начала объяснять она, смеясь. – А во-вторых, посмотри на свою обиду наблюдением так, как ты уже умеешь, насколько получится и прими её, ты заметишь, что она не имеет никакого отношения к самому соколу и его поступкам, и вообще не имеет отношения к происходящему. Тогда ты сможешь увидеть истинные мотивы и причины явлений.

– Вон, видишь ветку? – кивнула она головой в сторону куста, находящегося у нее за правой рукой. – Смотри на её кончик, не моргая и не шевелясь, не отводя взгляд, сколько сможешь.

– Я знаю эту технику! – вырвалось у меня, и я тут же понял, что это не имеет значения.

Я стал пристально смотреть на кончик ветки. Не знаю, сколько прошло времени, но глаза уже привыкли, пройдя через некоторые степени дискомфорта, и внутренний диалог отсутствовал. Я очень четко видел кончик ветки и всё вокруг на сто восемьдесят градусов одновременно. Я также отметил, что многие элементы всего, что я созерцал, словно переливались и меняли тона, цвета, чаще всего инверсионно.

В какой-то момент залетел сокол с чем-то белым в клюве, и я видел всю траекторию: от захода в пространство до процесса посадки – он пересек наблюдаемую мной панораму слева направо, а я всё так же не отрывал взгляд от кончика ветки ровно передо мной и чуть левее Елены. Эффект мне очень понравился.

– Теперь посмотри на сокола, – игриво скомандовала Елена.

Я посмотрел на птицу и уже не воспринимал ничего, кроме величия и красоты этого создания. К тому же, когда я увидел, что в его клюве действительно был бинт, я ощутил приятное тепло в сердце и уже не собирался падать в обморок от суетливых и тревожных вопросов в голове – ум молчал.

– Конечно же, он и просто подшучивал над тобой, в том числе, – улыбалась Елена, выдергивая из клюва сокола бинты, которые он не хотел отдавать, издавая звук, чем-то похожий на рычание. – Но всё таки, скорее не совсем над тобой.

Елена помогала мне перебинтовывать руку, и я увлекся созерцанием этого процесса, наблюдая каждую квадратную белую клеточку бинта, словно в каждой целая Вселенная, ощущая процесс так приятно, как никогда раньше. Затем я решил вновь взглянуть на сокола и не смог остановить очередной приступ смеха, потому что он свисал вверх лапками на той ветке, на которой сидел.

– Сокол максимально эффективно ведёт себя: с одной стороны развлекает тебя настоящего, с другой – уничтожает тебя ненастоящего, – сказала она как что-то само собой разумеющееся, смешливо и твёрдо одновременно.