– Вот это надоть одевать. А то, что ты достал, не к месту. Понял?

Я кивнул.

Дед Анисим осторожно взял с кровати, выбранную мною одежду и аккуратно повесил её в шкаф. Затем взял стул и потащил его к верхним антресолям. Кряхтя, забрался на него и открыл дверцу верхнего шкафчика.

– Поди сюды, – позвал меня.

Я подошёл.

– Во! Держи клобук2, – он нахлобучил мне его на голову.

Я ничего не ответил. Отошёл к столу, снял и положил.

– Куды! Куды на стол кладёшь?! Вот нехристь! – он так взвизгнул, что я машинально схватил клобук со стола.

– Ну что ты визжишь, дед Анисим? Ты это мне брось, а то вмиг уволю с должности, – пригрозил я.

Дед притих, только недовольно насупился.

– А кто головной убор на стол кладёт? Приметы не знаешь? Клобук на столе – к ссорам и разладу в доме. На собор собираешься, важные вопросы решать, а такое вытворяешь, – забубнил он.

– Предрассудки всё это!

– Тебе все предрассудки! Может, тебе и вера предрассудки?

Я ничего не ответил вздорному старику, чего зря спорить. Времени было мало, надо собираться. Быстро облачился в соборную одежду. Надел клобук. И повернулся к деду Анисиму.

– Ну, как? Нормально?

Он хлопотливо забегал вокруг меня, что-то поправляя:

– Вот. Теперяча хорошо. Да, – и прищурил один глаз, – ну-кась покрутись!

Мне стало смешно, но я повернулся.

– Хорошо. Готов?

Я улыбнулся.

– И не лыбся! Посурьезнее лицо-то сделай! Сам брат Климентий, я слыхал, будет!

– Дед Анисим! Выбирай выражения! – рассердился я.

Он крякнул:

– А что я такое сказал-то?

– Всё, мне пора, – прекратил я спор.

– Ну, коли пора, так пошли.

– Куда пошли?!

– Как куды? В залу.

– А ты зачем? Жди меня здесь.

– Как это здесь, – подскочил на месте Анисим. – Я здесь, а ты там нагородишь без меня невесть чего? Нет уж. Моё место рядом. Так что я от тебя не отстану! И отец Ануфрий наказал везде помогать.

Я растерялся. Быть постоянно с дедом Анисимом не входило в мои планы. А уж тем более сейчас, на соборе. У него же никакого уважения ко мне. Ещё ляпнет что-нибудь.

Старик словно прочитал мои мысли:

– Да не конфузься, я при посторонних себя блюду. Ты меня и не заметишь, а если что, я тихонько на ухо шепну. Тебе же лучше, Линза!

– И прекрати называть меня Линзой, – сурово сказал я.

Дед Анисим хмыкнул.

Ладно, надо идти. Я посмотрел на браслет, до начала собора оставалось двадцать минут. А через пять минут выйдет на связь брат Климентий. Что-то решил Святейший Синод?

– Пора, – сказал я.

Дед Анисим кивнул, кинулся к нише, где хранился настоятельский жезл, и торжественно вручил его мне, потом засеменил к двери, открыл её и посторонился, пропуская меня вперёд.

Конференц-зал или как в монастыре его назвали соборный зал, находился в том же здании, что и покои настоятеля, от них в зал вёл длинный, узкий коридор. Одна сторона его была глухая, а другую прорезали узкие высокие окна, за которыми виднелась широкая дорога, убегающая через монастырский мост надо рвом в горы. Слева от дороги чернели убранные поля, дальние края которых тонули во мгле надвигающейся ночи, а справа за белой стеной, опоясывающей монастырь, до самого подножья гор жались друг к другу дома поселенцев.

Коридор привёл нас к массивной дубовой двери. Тут же вдоль стен справа и слева стояли простые деревянные скамьи.

– Зачем тут скамейки-то, дед Анисим?

– Как зачем? Приёма, чтоб ждать. Мало ли у кого какое дело к настоятелю.

На двери в рамочке на чёрном фоне золотыми буквами было написано: Соборный зал Богоявленского уральского монастыря. Приём настоятеля монастыря по четвергам с 15:00 до 18:00 строго по записи».

– Ясно, – буркнул я и подумал: «Ещё забота».