Порой волостные судьи были знакомы с тяжущимися и с обстоятельствами дела. Челышев сослался на то, что волостной судья, «возвращаясь домой с поля, чрез баб узнает, кто виновен». Новицкий 2 привел из своей практики такой пример: кулак-мироед пришел в волостной суд, намереваясь вторично взыскать с крестьянина по векселю, но «председатель суда ему сказал: возьми ты обратно этот вексель, ты уже у крестьянина взял корову». В таких случаях волостной суд мог оказаться эффективнее мирового. Впрочем, мог и не оказаться – знание обстоятельств могло повлечь за собой пристрастие. Недаром пример Челышева с судьей, «подготовленным» бабами, вызвал негодование юриста Шубинского.

Любопытную ссылку сделал Министр Юстиции: Зарудный в своем труде «Закон и жизнь. Итоги исследований крестьянских судов» в результате исследования множества решений волостных судов пришел к выводу, «что в этих решениях занимает несравненно более видное место формальная и часто нелепая ученость писаря, чем, так называемый, здравый смысл русского народа».

Обычное право

С вопросом о том, нужно ли крестьянскому судье образование, тесно связан вопрос о так называемом обычном праве. По определению, данному Министром Юстиции, обычное право – это «совокупность юридических норм, которые иного происхождения, чем закон, но столь же определенны, обязательны и притом известны всему крестьянскому населению».

Закон предполагал, что крестьянская жизнь регулируется именно обычным правом. Ст.25 правил о волостном суде гласила: «волостной суд решает дела по совести, руководствуясь местными обычаями».

Несомненно, что местные обычаи волостные судьи-крестьяне знали куда лучше образованных юристов. С этой точки зрения мировой суд проигрывает волостному, тем более, что обычное право не было зафиксировано в виде какого-либо свода. Но хороши ли были эти обычаи и существовало ли обычное право в действительности?

Щегловитов утверждал, что обычного права для большинства правоотношений не существует. В доказательство он приводил материалы комиссии сенатора Любощинского (1872 г.), которая изучила книги приговоров волостных судов в 16 губерниях и выяснила, что многие крестьяне говорят: «обычаев теперь не существует, их перезабыли», «никаких обычаев у нас нет», «у всякой бабы свой обычай, где их знать».

Кн. Тенишев поделился выводом, к которому пришли корреспонденты, собиравшие по поручению его отца этнографические материалы в 21 губернии центральной России: ссылки на обычное право являются фантазией волостных писарей.

Бывший земский начальник Гримм полагал, что с отходом деревни от патриархального быта обычное право исчезает. Оратор привел случай с неким земским начальником Саратовской губ. (вероятно, речь шла о нем самом). К нему обратилась женщина вся в слезах, жалуясь, что ее разорили. Вытребовав дело, земский начальник узнал, что у нее после смерти мужа почти все имущество отсуждено в пользу деверя, поскольку не осталось сыновей-наследников, только три дочери. Эта вопиющая несправедливость основывалась якобы на местном обычае. Земский начальник поехал в ту деревню на сельский сход и выяснил, что такой обычай, действительно, раньше был, но теперь подобные дела решаются по закону: после смерти главы семьи имущество переходит к вдове и дочерям. Истец же опоил стариков сельского схода, и тот удостоверил для волостного суда существование такого обычая.

А там, где обычное право еще осталось, следовало ли его сохранять? Иные обычаи противоречили элементарным нравственным нормам. «…представьте себе, – говорил Павлович, – что человек трезвый встречается с пьяным и этот пьяный может его ударить с первых же слов по уху. Если трезвый обратится к суду, то из десяти волостей девять оправдают пьяного и скажут, что он был пьян и нечего было лезть». Где-то волостные суды оправдывали мужей, избивавших своих жен, где-то сохранялась покупка невест и даже похищение невест.