Поиск занял довольно много времени, плюс к этому он заблудился на обратном пути и пришлось объехать пруд кругом. В магазине он купил нарезанный хлеб, длинные тонкие колбаски, вонявшие чесноком, чипсы и литр томатного сока. Представив себе, что это бифштекс с картошкой и салатом из помидоров, съел в машине. «Ну вот, – подумал обречённо, – теперь сиденье в крошках. Тут химчистку не найти… хотя бы пылесос». Когда он вернулся, начинало смеркаться.

Пани Олёна и бородатый стояли на переднем крыльце, будто его поджидали. Он запарковал авто под жухлым каштаном, не спеша отстегнулся.

– Видимо, номер со страховкой не прошёл, денег ждут. Ничего, подождут. Боб вышел и медленно двинулся в сторону здания больницы. Кстати, на ней не было вывески. Странно, обычно на больницах написано, что они больницы. Доктор и старушка стояли на ступеньках, не двигаясь. Халаты на них были застёгнуты на все пуговицы. На ногах у доктора, вместо резиновых сапог, были кроксы с бахилами сверху. Пани Олёна была в чёрных туфлях.

– Нам очень жаль, пан Роберт, – сказали они в унисон.

Боб остановился.

– Какого чёрта здесь… Что за…

– Нам жаль, – повторили они. Извините.

– Ма… Марта?

– Она скончалась, – сказала пани Олёна.

– Мы не смогли ничего сделать, – добавил доктор. – Ничто.

– Примите соболезнования, – это они опять сказали хором.

Боб присел на корточки. Поправил волосы. Машинально щёлкнул замком машины. Он только сейчас заметил, что справа и слева от входа есть дефекты в кирпичной кладке, замазанные цементом, а разбитое подвальное окно заложено куском фанеры. На фанере Боб увидел размытые чёрные буквы, но не мог разобрать слова. On ne peut plus lire les noms éffacés. Они с Мартой познакомились во французском клубе. Она любила книги. Любила Пруста. А Бобу его книги казались нудными. И читал он, в основном, специальную литературу, где никаких надгробий со стёртыми именами.

– Надо заполнить бумаги, – сказал доктор. Мы связались со страховой, они пришлют агента.

– Агента?

– Для всех формальностей. Ещё раз, наши соболезнования.

– Погодите, нет-нет. Вы что-то путаете. У неё просто разболелась голова. Она… чёрт… вчера чересчур налегла на просекко. Конельяно Вальдоббьяндене, знаете, всё это… Мы так удачно забукировали отель в Вене, в старом городе, с видом на… Стойте, тут что-то не так.

– Нам очень жаль, – повторил доктор.

– Какого хрена? Что вы с ней тут сделали? Она была абсолютно здоровая, молодая женщина. Ей только исполнилось двадцать шесть! Она никогда ничем не болела!

– Покажите мне её! Куда вы её спрятали? Я хочу видеть Марту!

Доктор кивнул старушке. Та сделала шаг и взяла Боба за руку. Она вела его по сумрачным коридорам куда-то направо и налево, потом по ступенькам вниз. За железной дверью, где было ещё темнее и промозглее, она показала ему на узкую кровать, накрытую простыней.

– Стойте. Знаете что, я богат. Я дам вам много денег. Надо просто ещё попробовать. Дефибриляцию, реанимацию, что там ещё. Просто вы не всё попробовали. Или заморозить, креон. Мало ли как медицина шагнёт вперёд. Или уже шагнула, только не у вас… Пани Олёна слегка поклонилась и вышла, прикрыв дверь. Он бросился было за ней. – Постойте, не уходите. Но её шаги уже постукивали по ступенькам, потом по дощатому полу. Он не решался посмотреть на кушетку.

– Господи, это какая-то ошибка, нелепость, кошмарный сон! Сейчас всё разрешится, и это окажется другая пациентка, с онкологией или инфарктом.

Он сдёрнул простыню. Марта лежала со спокойным лицом, будто спала. На ней была больничная рубашка с косо поставленным клеймом на плече. Белая, в мелкий синий цветочек. Родинка на щеке выделялась необычайно контрастно. Он дотронулся до руки. Рука была холодная. Марта, очевидно, была мертва уже не меньше часа.