⠀

– Лада! – воодушевленно воскликнул бард спустя пару часов, предлагая девице новое имя. – В честь богини весны из Прави, покровительницы любви, защитницы детей и хранительницы домашнего очага. Кощей встретил тебя в лесной глуши, спящую на ковре из полевых цветов. В деревенской избе, где ты гостила, примула пустила молодые побеги: хоть бери и нарезай в ботвинью, суп такой на кислом квасе.

Юлий вызвал у девицы смущение, а вместе с ним и очаровательную улыбку, которой хотелось любоваться. Зарделась-зарумянилась красавица, будто маков цвет. Конечно, такое сравнение было похоже на комплимент. Новое имя пришлось девице по нраву.

– Как знать, может быть ты и в самом деле светлое божество, – лирический лад Юлия резко сменился на небеспочвенные рассуждения, – ведь все вокруг тебя наливается жизнью, окутывается теплом и расцветает.

– Исключено, – с холодом отозвался Кощей. – Навь словно отражение Прави. Как две чаши весов, эти стороны бытия не имеют ни границ, ни пересечений. Божествам Прави не попасть в Навь, и наоборот, – Бессмертный остановился и глянул на девицу, уплетавшую на ходу мясной пирожок. – Хорошо. Лада так Лада.

Сумерки опустились на зимний лес довольно рано. Люди провели в дороге половину дня и уже выбивались из сил, ведь их суровый проводник, не знавший усталости, не давал возможности перевести дух. Ноги заплетались, а глаза теряли тропинку. Юлий пустил вперед Ладу, чтобы та не отставала. Бессмертный снял с пояса ножны и поднял их над головой. Из черепа, украшавшего навершие меча, полилась лазурь. Колдовство осветило дорогу, и следовать за навьим царем стало легче. Кощей был скуп на слова поддержки и не пытался приободрять спутников, но Юлий и Лада сохраняли боевой настрой и терпели неудобства, ведь ночевать в Дремучем лесу им совсем не хотелось.

Темнота сгущалась. Путникам мерещилось нечто зловещее: то ветви деревьев превращались в крючковатые пальцы, то мелькали плотные тени, то раздавались неведомые звуки, тревожившие тишину. Юлий шел последним, и ему становилось не по себе: стыла кровь, а иногда тряслись поджилки. Воображение барда бесновалось: он опасался, что нечисть вот-вот схватит его сзади.

Долго ли, коротко ли, а меж голых стволов показался долгожданный огонек. То был свет от лучин – тонких тлеющих щепок. Кощей привел спутников на поляну, похожую на лысину из-за отсутствия деревьев на ней. Посередке стоял аккуратный теремок в два этажа, хотя верхняя комната была такой маленькой, что умещалась под низкой покатой крышей. Простоту сруба восполняло уютно сложенное крыльцо с перилами, ступеньками и навесом, а еще украшенное витиеватой резьбой. Едва Кощей, Юлий и Лада появились на поляне, как на крыльцо вышел лис, передвигаясь на задних лапах, словно человек.

– О-го-го, кого судьби-и-инушка привела, неизбе-е-ежная привела, причу-у-удливая привела! – дружелюбно молвил он нараспев. – Нюх меня не подвел! Все гадал я, что за неведомые странники сквозь ночную чащу пробираются? Заходите!

– Вот тебе на, – опешил Юлий, – говорящий лис.

К слову, росточка лис был человеческого, носил рыжую шубку и пышный хвост, которым ловко воспользовался, смахнув снег с порога. В теремке было светло и тепло. Быт оказался вполне привычным для человека: возвышалась печка, занавеска отделяла угол с кухонной утварью, стояла широкая скамейка, накрытая домотканым рушником. Юлий и Лада удобно устроились на ней, разом вытянув ноги, гудящие от пройденных дорог. Кощей вошел последним и остался у порога, закрыв за собой тягуче заскрипевшую дверь.

– Я Колобок, будем знакомы! – представился лис.