– Начнем, – сказал он. – Выключай свет.

Когда свет погас, Бернард выждал несколько секунд и только после этого приступил к работе. Все проводимые вслепую операции были давно изучены, но сегодня они приобрели некий сакральный смысл. Бернард воспринимал их иначе, будто смотрел на свои действия со стороны, в данном случае – глазами Юэна.

Специальной открывалкой он вскрыл катушку и, вытянув пленку, отрезал ее у самого основания, сопровождая свои действия комментариями. Юэн молча стоял рядом, из темноты доносилось только его дыхание, ставшее почему-то более глубоким и частым, как только свет погас.

– Чтобы было удобнее вдевать кончик пленки в спираль, – пояснил Бернард, – острые края можно скруглить, срезав лишнее ножницами.

– Угу, – пробормотал Юэн. Он не мог видеть, как именно происходил данный процесс. Можно было бы показать при свете на пустой пленке, но Бернард посчитал, что в этом нет необходимости. В конце концов, он просто рассказывает, делится, а не учит.

Расправившись с острыми краями, которые обычно цеплялись за спираль, и положив ножницы, Бернард ощутил, как Юэн плотно прижался к нему боком, едва слышно напевая что-то себе под нос.

– Необязательно стоять ко мне так близко.

– Извини, – откликнулся Юэн. – Не пойми меня неправильно, просто помещение мне незнакомо, и я опасаюсь, как бы при выключенном свете не разгромить тут все случайно. Вот и стараюсь держаться подальше от стола и прочего оборудования и инструментов.

– Верное решение, но так стоять не надо.

– Тебя это смущает?

– Мне как-то привычнее и свободнее, когда никто рядом не мешается. Так что отойди.

– Ладно, – без пререканий и шуток ответил Юэн и действительно отодвинулся.

Накрутив пленку на катушку, Бернард не спешил включать свет. Его проявочный бачок мог вместить сразу две пленки, поэтому он наугад взял одну из катушек, лежавших на столе, и начал проделывать с ней те же операции. Юэн стал напевать мелодию. Он все еще стоял близко, но к Бернарду не прижимался.

– Я правильно тебя понял, ты ведь сейчас поешь, да?

– Что-то вроде того. Я… эм-м… распеваюсь.

Бернард, в общем-то, ничего не имел против. Это было лучше неловкой тишины. К тому же он иногда включал радио, пока занимался проявкой, поэтому продолжил работать. Юэн напевал мелодию неизвестной Бернарду песни, а может, это была композиция собственного сочинения – он не стал спрашивать. Когда Бернард начал наматывать на спираль вторую пленку, ощутил, как его тянут за край толстовки.

– Что такое? – спросил Бернард.

– Что? Ты о чем? – невозмутимо отозвался Юэн.

– Ты дергаешь меня за толстовку. Что-то хочешь сказать или спросить?

– Нет, не дергаю, – с сомнением произнес Юэн.

– Конечно, а кто тогда, если мы здесь одни? – проворчал Бернард. – К чему эти глупые шутки?

– Я не дергаю, просто… эм-м… держусь.

– Подожди, у тебя что, зубы стучат?

– Тут как-то холодно, не чувствуешь?

– Нет, здесь нормально.

– Горячий ты парень, однако, – сказал Юэн дрогнувшим голосом, а потом как-то судорожно вздохнул.

– Ты действительно мерзнешь?

– Возможно, я немного приболел.

– Тогда зачем пришел сегодня?

– Я ощутил только сейчас! – вспылил Юэн, но голос его звучал слабо, будто из последних сил. Бернард ощутил, как на мгновение Юэн снова к нему приблизился. – Короче, скажи, нам долго еще тут заниматься этим всем в полной темноте?

– Нет, уже заканчиваем, – ответил Бернард, как раз накрутив пленку до конца и поместив спираль внутрь бачка, плотно закрыл его крышкой. – Включай свет.

Однако никакого действия не последовало, Юэн словно пропустил его просьбу мимо ушей. Он продолжал стоять рядом, тяжело дыша, словно ему не хватало воздуха, и уже не тянул Бернарда за край толстовки. Бернарду пришлось самому нажать на выключатель, и, когда свет зажегся, стоявший у стола Юэн посмотрел на него с растерянным видом.