Тут вдруг она отчетливо увидела деда: он сидел на своей любимой каменной скамеечке и, устало откинувшись на каменную стену, глядел на снующие в разные стороны по широкому проливу паруса. Лодки плавали слишком далеко, и невозможно было различить, где чей баркас, но он узнавал манеру ловить ветер и выполнять галсы и мог безошибочно указать на любую лодку.

– Таких моряков, как в мои времена, уже нет! – обычно повторял он. – Эти дерьмовые машины все только портят. Все до того развращены моторами, что даже такой баркас, как мой, при попутном сирокко не смогут подогнать к Арресифе.

Приятно было ощущать присутствие старика на борту даже тогда, когда он был встревожен и озабочен, и впервые после той кошмарной ночи в душе Айзы родилась надежда на благоприятный исход дела. Возможно, их семья когда-нибудь снова соберется вместе.

Они вошли в спокойные воды бухточки, защищенной громадой кратера спящего вулкана – единственной вершиной небольшого острова, – и Абелай Пердомо, знавший как свои пять пальцев эти места, обогнул остров и взял курс к мысу, где стоял маяк.

– Опускай грот! – велел он сыну, внимательно следившему за маневрами лодки. – Продолжу на фоках.

Айза помогла брату собрать бизань а затем и бросить якорь, который ушел в воду, как только баркас подошел к выступу напротив высокой башни и встал так, чтобы луч маяка, шаривший по горизонту, прошел над ним.

Спустили фоки, и лодка закачалась на низких, мерно накатывавших волнах примерно в двухстах метрах от берега.

– Пойду отыщу своего брата!

Себастьян скинул с себя одежду, бросился в воду и поплыл, сильно загребая руками, к берегу.

Они услышали, как, едва выбравшись на берег, он позвал Асдрубаля и тот тут же ему ответил. Потом братья недолго о чем-то поговорили, прежде чем оба вошли в воду.

Они неторопливо проплыли плечом к плечу расстояние, отделявшее баркас от прибрежных камней, и наконец-то забрались в баркас. Асдрубаль, едва ступив на палубу, сразу же бросился обнимать сестру, с которой не виделся с той самой ночи, когда произошло несчастье.

Абелай Пердомо не дал им, впрочем, времени как следует друг друга поприветствовать. Он тут же приказал ставить все паруса, с которыми только мог справиться старый баркас, и, как только якорь улегся на свое место, он развернул лодку и взял курс в открытый океан, зная, что, прежде чем забрезжит рассвет, они как раз успеют пройти между двумя большими островами.

Ночь в очередной раз проиграла схватку с солнцем, когда они проскочили между Плайа-Бланка и мысом Печигера и, пройдя так три мили, переложили руль на правый борт, позволив баркасу набрать скорость.

Спустя три часа, под защитой легкого тумана, превратившего берега острова Фуэртевентура в расплывчатое, едва заметное пятно и полностью скрывшего даже самые высокие вершины Лансароте, Абелай Пердомо попросил сыновей спустить паруса и положил баркас в дрейф, позволив ветру и течению медленно нести их к югу.

Теперь пришло время ждать.

Дамиан Сентено грубо выругался. Они не подумали о том, что Пердомо Марадентро может столь стремительно отреагировать на их вызов.

Как только часовой, пришедший разбудить его, сообщил, что баркас «Исла-де-Лобос» исчез с причала, Сентено поднялся на плоскую крышу и, прильнув к окуляру подзорной трубы, стал внимательно, миллиметр за миллиметром, осматривать линию горизонта. Впрочем, он понимал, что дело это успехом не увенчается, ибо враг его был кем угодно, только не дураком, и первое, что он сделал, так это убрался как можно дальше от острова.

Затем он перевел взгляд на берег, где толпились жители деревни, большинство из которых не вышли на утренний промысел, даже несмотря на то, что море было спокойным, а ветер – благоприятным. Все они собрались вокруг почерневшего остова «Ла Дульсе Номбре». По тому, как они поглядывали в сторону дома Сеньи Флориды, Сентено тут же понял, что они уже вычислили поджигателей.