Европа

Колёса моей машины шуршали по обледенелой ленте шоссе. Мартовское солнце понемногу отогревало промёрзлую землю, но ночи стояли ещё морозные и черные. Зима в этом году отступала неохотно, сопротивляясь, будто надеялась на победу.

Я ненавидел зиму. Ненавидел снег, заледеневшую дорожную грязь на обочинах дорог, холод, все эти, якобы, чудесные зимние пейзажи. С наступлением осени мною овладевала беспричинная тоска. Она возникала так же неожиданно, как пропадала. Однажды утром я просыпался с тяжёлым камнем на груди и носил его с собой недели или месяцы, пока невидимая могущественная длань не переносила этот валун на другого человека.

С Катей мы тоже расстались зимой. Я помнил число и год, и даже час. Ведь когда она висела на мне в слезах, я разглядывал циферблат настенных часов. Нужно было поступить совершенно иначе, но смирению и доброте жизнь научила меня позднее. Почти пятнадцать лет прошло, а ощущалось, будто всего два или три года.

В квартире ничего не поменялось с тех пор: та же мебель, та же постель, то же расположение книг и безделушек на полках. Под окнами – все тот же проспект, шумный и пыльный. Недавно его расширили и он стал ещё шумнее, так что не уснешь без беруш. Бегущая вдоль проспекта велосипедная дорожка заросла сорняком. Высотки напротив посерели от влаги и больше не производили впечатления новизны, как в тот год, что мы жили у меня. Летом небо все такое же голубое, а осенью и зимой безнадежно серое. Вряд ли, что-то кроме землетрясения, изменило бы это место до неузнаваемости…

В отличии от камня, человеческая плоть разрушается временем в тысячи раз быстрее и отвратительнее внешне. Я уже потерял прежнюю юношескую форму. Тело, ставшее грузным и неуклюжим, перестало подчиняться импульсам мозга так же хорошо как прежде. Теперь над брючным ремнём я носил небольшой пивной животик, а волосы на макушке сильно поредели. Я все ждал, что вот-вот очнусь от затянувшегося тревожного сна и, наконец, вернусь к себе настоящему. Но по утрам просыпался в пустой кровати, вставал, варил кофе, бежал на скучную работу, которую давно хотел бросить, но все как-то не решался.

Вернуться к событиям прошлого, конечно, невозможно, но я подумал, почему бы не попробовать дописать продолжение истории, в конце которой, много лет тому назад судьба поставила многоточие. Идея казалась маловероятной при первом же размышлении, но побуждения, заставившие меня сесть за руль, были слишком повелительны, чтобы им могло что-то помешать. Я хорошо помнил, не смотря на пропасть лет между прошлой радостной жизнью и настоящим моментом, те чувства, что испытывал рядом с Катей. И хотел переживать их снова.


Мы часто ругались из-за безденежья. Катя хотела всего сразу: и в кино, и цветы, и модные сапожки. Я не мог винить ее, ведь этого хотела бы любая девушка. Когда узнал, что она беременна, собрал по друзьям нужные для операции деньги и отвёз подругу в клинику. После того, как было кончено, врач сказала, что зачать ещё раз Катя вряд ли сможет.

– Не хочу тебя больше видеть! Оставь меня! Я позвоню отцу, он приедет и заберёт меня домой, – всхлипывала Катя на больничной кушетке.

После операции что-то резко надломилось между нами. Мы больше не возвращались к этой теме, но я отчетливо видел, как терзается Катя, и не понимал причины, ведь мы оба не хотели становиться родителями так рано. У нас совсем не клеилось. Катя много времени занималась учебой, а я все чаще пьянствовал с друзьями.

В феврале позвал Катю к себе и сказал, что считаю себя не вправе сковывать ее какими-либо обязательствами. С того дня я больше ничего не знал о ней.