– Почему?

– У нас есть причины оставаться здесь.

– Какие же?

Герман медлил, собираясь с ответом.

Тут бы Оболонскому пожать плечами, мол, какая разница. Раз есть люди, которым на роду написано воевать с нечистью, вот пусть этим и занимаются – из России ли они или из Конкордии. Случай-то и вправду не по его рангу – воевать с бестиями он не приучен, хотя при случае мог бы. Пусть бы Кардашев со своими людьми и делал дело, Константину же только и оставалось, что греться на солнышке да сливки снимать. В случае успеха в Трагане можно о роли Кардашева и не упоминать.

Только вот был у Оболонского один существенный недостаток – он никогда не прятался за чужой спиной. И дело, даже самое незначительное, всегда доводил до конца. Даже когда ему очень этого не хотелось, когда необъяснимая хандра скручивала в узел нервы и заставляла рычать на окружающих.

А еще он не терпел лжи. Наверное поэтому чуял ее за версту. И сейчас он совершенно точно знал, что Кардашев собирается соврать, и это очень не нравилось советнику. Что ж, раз лжи не избежать, пусть это будет грамотная и продуманная ложь.

– Я собираюсь навестить тут кое-кого, – прежде, чем Герман вымолвил хоть слово, сказал Оболонский, – К вечеру надеюсь вернуться сюда, если вы остановились в здешних «номерах». Надеюсь, Вы сможете объяснить мне все толком?

Взлетел в седло и ускакал, ни разу не обернувшись. Это случилось так быстро, что Кардашев не успел и рта открыть. Его люди молча проводили бодро умчавшегося прочь советника, неожиданно свалившегося им на голову, донельзя угрюмыми взглядами.

– Ты знаешь его, Герман? – недоверчиво-неприязненно спросил тридцатилетний крепыш, последним вышедший из трактира, – Кто это?

– Заноза в нашей заднице, – буркнул Кардашев, отворачиваясь, – Оболонский – маг. Дипломированный тауматург. По слухам, сговорчивостью не отличается. Вы и сами это видели.

– Тауматург? – задумчиво повторил аккуратный старичок, – Это что же привело сюда настоящего тауматурга? Не того полета сия гордая птица, чтобы всякой мелкой мошкарой питаться.

– Вот и я о том, – уныло подтвердил Кардашев.

Магия существовала всегда, но не всегда была желанна.

Когда в пятнадцатом веке один уважаемый греческий монах вывел основные законы магии и постулаты исцеления на основе нефизических явлений, это не принесло ему счастья в жизни, ибо его обвинили в ереси и сожгли на костре. Но его открытие полностью изменило историю Европы. И спровоцировало начало Темных веков. Однако постепенно приходило и понимание того, что в магии, или тауматургии по-научному, нет ничего противоестественного и противного Богу, если ее законы столь же постоянны, как и любые другие физические. Понадобилось почти полтора века, чтобы общественность задумалась над преимуществами нового вида деятельности, чтобы общие магические постулаты стали законами жизни, а церковь определила, что эти самые законы магии не менее непреложны и постоянны, чем обычные физические законы. Люди, способные пользоваться силами магии в любой степени, перестали быть изгоями, они даже стали нужны. Их ничуть не перестали бояться, но перестали видеть в них нечто непостижимо-страшное, даже несмотря на то, что использовали они силы, неподвластные большинству.

На самом деле магию практиковали всегда. До середины пятнадцатого века полными обладателями тайн магического мастерства были колдуны и ведьмы, с середины пятнадцатого до середины шестнадцатого (Темный век, или века, если уж следовать любящей драматизировать любое явление человеческой истории) инквизиция пыталась уничтожить магию вместе с теми, кто ее практикует, но не смогла, а только сильно проредила ряды традиционных магов, благодаря чему примерно с середины шестнадцатого века началось победное шествие тауматургов, магов новой эпохи, быстро и весьма ощутимо продвинувшихся в магическом искусстве благодаря разуму и науке. Новый вид деятельности особенно востребован оказался в кругах высшей знати, ибо кто, как ни маг, поможет низложить соперника, усмирить чернь или устроить козни против более сильных и удачливых врагов? Магия стала непременным спутником власти. Власть стала гордиться магами, которых пригревала, и они отвечали ей тем же. Ибо маги нынешней эпохи, тауматурги, в отличие от привычных ведьм и колдунов, или феров, были другими по сути. Они препарировали магию, бестрепетно вырезав из самого ее сердца таинственность и оставив прозаичную химию, физику и геометрию. Они разложили невероятно сложные магические процессы на составляющие, описали их и составили свои рецепты приготовления магических действий. Заклятья превратились в научно обоснованные формулы, а чудодейственные снадобья – в аптекарские коктейли и химические эликсиры. Само же чудо стало строго дозированным, измеряемым, разумно объясняемым и не менее привычным, чем разряд молнии – страшно, но объяснимо.