– Вот спасибо. А то совсем я от своего маршрута из-за него ушел далековато.

Алексей пожал всем руки и, грозно глянув на понуро опустившего голову Дрота, проронил:

– Еще раз увижу кого-нибудь из вас в моем обходе – из леса живьем не выпущу!

…Напуганная шумом и стрельбой куница, сжавшись в комок, напряженно слушала возню людей внизу, недалеко от ее гнезда. Наконец наступила тишина. Куница осторожно выглянула из дупла: людей уже не было, но стойкий и противный их запах витал даже здесь, на высоте. Она пулей выскочила из дупла и, стремительно пробежав по толстым сучьям, перепрыгнула на соседние деревья и скрылась в густом ельнике.

Самое дальнее кормохранилище находилось на границе с обходом егеря Гречко Гриши. Напрямую по лесу – двадцать пять километров. Выходя утром на лыжах из дома, Алексей посещал по пути к дальнему хранилищу несколько подкормочных площадок для диких кабанов, более двадцати кормушек для косуль. Проходил по следам стада диких кабанов, записывая в дневник егеря количество диких кабанов и примерный возрастной состав. Такие же записи производились при встрече с лосями, оленями, косулями. Обязательно следил на постоянных переходах за ситуацией с волками. Волки так и не появились, хотя ждали их появления по всем границам охотхозяйства.

Брат раздобыл военные радиостанции и установил их, с антеннами на крыщах, в домах каждого егеря. «Релейки» работали безупречно. В то время, когда еще никто не знал ни о радиотелефонах, ни тем более о мобильных телефонах, они явились непревзойденным достижением в оперативности работы егерской службы. Только за первый месяц зимы в охотхозяйстве было изловлено двадцать браконьеров; Больше всего – в отдаленных территориях, по границам с другими охотничьими хозяйствами.

Алексей подошел к последнему хранилищу кормов уже около трех часов дня. В лесу заметно потемнело. Задумавшись о каких-то своих делах, он вышел на подкормочную площадку у хранилища и встрепенулся от шума и шелеста снега: оказывается, дикие кабаны стояли в ельнике, уставившись на него из-под нависших лап елей. Лешу бросило в жар. Более тридцати пар глаз, более тридцати клыкастых и не клыкастых рыл принюхивались к нему, шумно сопя ноздрями. Ружье, на всякий случай заряженное картечью, висит за спиной. Алексей потрогал ружье, снимать не стал. Улыбнувшись, он прошел к хранилищу, отворил незамкнутые двери и стал носить ведрами на площадку корма: зерно, початки кукурузы, желуди. Кабаны сопели, но из ельника выходить не решались – дикие! Алексей набрал в карманы горсти промороженых яблок-дичек и затаился в хранилище, грызя кисло-сладкие ледышки. Первыми выскочили поросята-сеголетки. Они сразу же зачавкали, набирая полные пасти зерна, грызя початки кукурузы. За ними осторожно вышли кабанчики и свинки-прошлогодки. И только когда на площадке собралось около двадцати особей молодых животных, из леса, грозно сопя, вышли свиноматки. Не церемонясь, они разогнали молодняк и стали кормиться сами. Пора было уходить и Алексею – уже совсем стемнело. Осторожно выйдя из хранилища, он прошел в тридцати шагах от жирующих диких кабанов. Те лишь застыли, перестав чавкать, настороженно подняв лычи и развернув чуткие уши в сторону человека, к которому уже стали привыкать.

В деревне, ближайшей к этому хранилищу, находится домик – остановочный пункт охотхозяйства. Обыкновенная деревенская изба с сенями-верандой, прихожей-кухней и залом-спальней. Ключ, как обычно, под крыльцом. Леша открыл промерзший замок, вошел в настывшую на морозе хату, включил свет. На полках в железных банках стоят каши-крупы, оставленные охотниками. Так захотелось есть! Молодой здоровый организм за день получил лишь две котлеты с луковицей и куском хлеба, да десяток мелких промерзлых яблок. Леша растопил печь, сходил к соседям, где взял пять картофелин, сварил из них и крупы суп-пюре, заварил чая из зверобоя, пучком висевшего у печи. Вскоре в хате стало тепло и уютно. Леша достал из сумки дневник, записал встречу с дикими кабанами. Затем, открыв тетрадку, сел писать Вале письмо, большую часть которого составлял «отчет» о работе – о любимой работе. Леша написал, что с теплом и благодарностью вспоминает Казахстан, Балта-гору, степь, Ишим и, конечно, звездную ночь на берегу Ишима вместе с Валей. Скоро ехать в Киров на установочную сессию. И он уже готов. Вложив в листочек с письмом засушенные васильки, которые специально хранились у него между страницами книги, Леша подписал конвертик, сунул его в книгу и понял, что он от усталости валится с ног. Добравшись до двухъярусной армейской кровати, расстелил одну из них, раздевшись, лег на холодные влажные простыни и мгновенно уснул.