Строилось здание быстро, причем экспериментальными методами: поточное строительство, оригинальная система бетонирования каркаса. Фундаменты стоят в подземной реке Неглинке, а также проходят над тоннелем метро. В облицовке использован мрамор и гранит разрушенного храма Христа Спасителя.

Будущее дома СТО (известного также как дом Совнаркома и Госплан) туманно. Возможно, что после строительства парламентского центра на одной из окраин Москвы его снесут. И тогда взорам всех проходящих по Охотному Ряду людей откроется чудный памятник архитектуры – палаты Ивана Троекурова, видимые нынче только из окон Госдумы, выходящих в Георгиевский переулок. И хотя по этому переулку они и числятся, но не рассказать о них нельзя.

Палаты Троекуровых

Боярин Иван Борисович Троекуров (1633–1703) поначалу находился в стане сторонников Софьи и Голицына, именно его царевна в августе 1689 года отрядила в Троицу (где укрывался после ночного побега из Москвы Петр) с целью склонить брата вернуться обратно. Скорее всего, в Троице его и перевербовали. И уже вскоре Троекуров, как посланник Петра, выехал к Софье в село Воздвиженское с ультиматумом немедля вернуться в Москву. В 1690 году царь поставил его начальником Стрелецкого приказа, что свидетельствует о большом к нему доверии.

Однажды к Троекурову привели мужика, просившего 18 рублей на изготовление крыльев «как у журавля». Боярин поверил. Деньги дали. Но когда готовые крылья прицепили к изобретателю, он почему-то не полетел. Не помогло даже раздувание мехами. Мужик снова запросил денег. На этот раз Троекуров ему не поверил, приказал дать ему как следует батогами и взыскать все потраченные казенные деньги. И это было еще хорошо, при Иване Грозном такого вот летуна посадили на бочку с порохом.

Политическая конъюнктура сложилась так, что возвышение Троекурова началось с падения его соседа Голицына. Рядом с палатами Голицына такое же обширное место принадлежало заклятому врагу Голицына – боярину Троекурову, начальнику Стрелецкого приказа. «За беду боярину сталося, за великую досаду показалося», что у «Васьки Голицына» такие палаты!» – не совсем прав Гиляровский, когда пишет, что Троекуров своими палатами намеревался перещеголять дворец Голицына, поскольку тот уже был в опале.

План Москвы 1626 года позволяет судить, что на месте троекуровских палат уже стояли более древние постройки XVI века. На их подклете и возведен первый этаж, в котором сохранились три сводчатые палаты. Каменным был и второй, жилой этаж для боярской семьи (Троекуров был дважды женат – на Вассе Богдановне Хитрово и некоей Анне Семеновне. От обоих браков у него было два сына и дочь). А третий, деревянный этаж был парадным. Когда в 1680 году дом сгорел, третий этаж к 1696 году отстроили из камня. Над ним возвели смотровую площадку или гульбище – открытую террасу с парапетами.

Многочисленные последующие переделки здания изменили его первоначальный облик, но кое-что осталось, в частности пышные белокаменные наличники на южном и западном фасадах – характерный штрих московского барокко. Реставраторы в середине прошлого века восстановили кирпичное убранство фасадов дома. А вот интерьер удалось возродить после расселения коммуналок, в которые был превращен дом Троекурова. Надо ли говорить, что это было за зрелище – древние сводчатые залы, перегороженные деревянными стенами, делящими пространство на мелкие клетухи, в которых ютились простые советские люди. Наверное, окажись Троекуров в Москве 1930-х годов, он бы очень удивился – в его небольших по боярским меркам палатах проживало более двухсот человек.