– В ней мало солнца. Её не заставишь смеяться.

Мальчик поправил вату в коробке, изъял у Леонида Бенедиктовича пузырёк с неудачной каплей и положил к остальным – из вежливости.

– Я тебе испортил охоту. – Леониду Бенедиктовичу было досадно – мальчик ему понравился.

– Не берите в голову! – мальчик накрыл коробку крышкой и застегнул сумку. – Всякая охота рано или поздно приходит к концу. Всё дело – в настроении, оно – слишком летучая штука. Я вот задумался, и настроение улетело.

Он хитро сощурился.

– А знаете, о чём я подумал? Почему капля Вас послушалась? Вы же травинку даже не встряхнули.

Пришлось признаться. Так они и познакомились.

– — Я тоже хочу быть волшебником, – задумчиво протянул Миша. – Мне кажется, что настоящее волшебство не противоречит тому, что нас окружает. Наоборот, всё вокруг волшебно и удивительно. Во всём лесу нет двух одинаковых листьев – у каждого своя, отдельная тайна. Облака, меняя форму, словно хотят нам рассказать о чём-то, а мы не знаем их языка. Каждая капля росы способна отразить одно из моих настроений. Мир основан на чуде, дышит им. И если прислушаться и уловить это дыхание, не потребуется никаких заклинаний. Главное – понять и попытаться дышать с ним в такт.

– Они вышли на опушку леса.

– Гм. А это? – Леонид Бенедиктович широким жестом показал на белые одинаковые коробки домов, грязные автобусы, столпившиеся у конечной, цепочку киосков у автобусной остановки.

Миша молча смотрел на открывшуюся панораму, словно пробуя новым взглядом привычную и примелькавшуюся картину.

– Здесь нет волшебства, – наконец произнёс он.

– Зато здесь живут люди. И пусть они далеко не волшебники, дыхание этого мира не менее поучительно, чем дыхание леса. – Леонид Бенедиктович легонько ткнул Мишу в плечо. – А разве волшебство без людей имеет хоть какой-нибудь смысл? Разве не всякое чудо адресовано человеку?

К этому разговору они вернулись через несколько дней. Миша позвал его к себе, вернее Леонид Бенедиктович напросился в гости – его интересовала дальнейшая судьба росинок.

За окошком шуршал листьями дождь. Они сидели на кухне и пили чай. Такую погоду Миша счёл неблагоприятной для показа коллекции:

– Настроение может смазаться.

Большие листья клёна тяжело стряхивали капли. Миша открыл форточку пошире. Запах влажной земли, прибитой пыли смешался с запахом свежего чая. Пришепётывание дождя зазвучало сильней.

– В такую погоду хорошо грустить. А в росинках я хочу найти радость. Живая капелька радости – мерцающий кристалл. Положишь на ладонь – и согрето сердце. Мне уже видится, какой она должна быть. Утренняя роса, настоянная на кварце, чуть-чуть серебра – чтобы держалась форма, может быть – хорошая музыка и – много-много солнца. Хорошо бы заманить в капельку несколько солнечных зайчиков, если они согласятся там жить…

Он помолчал.

– Я думал над вашими словами, Леонид Бенедиктович. Я ещё совсем не волшебник. Я не чувствую других людей. Совершенно. Я не знаю, что им нужно. Я пока пытаюсь вырастить чудо по своему вкусу, такое, которое бы подошло именно мне, поддержало меня в трудную минуту, помогло бы мне измениться. Мне грустно – и я мечтаю о Капельке Радости, мне одиноко – и вот она, Книга Любопытства, мне страшно – и скоро у меня будет настоящий Меч Мужества.

Леонид Бенедиктович полистал Книгу Любопытства, подержал Меч Мужества в руках. Это были интересные вещи. Миша охотно рассказывал, как он их делал, но Леонид Бенедиктович понимал, что, задумай он повторить эти действия шаг за шагом, у него ничего не получится. И не случайно. Он давно знал, что у каждого волшебника – свой стиль. В каждое чудо помимо всего прочего попадает частичка того, кто производит это чудо на свет – будь то летучая тень, отсвет души, прищуренный взгляд, невзначай обронённое слово. И без этой добавки чудо не состоится. Всё остальное можно найти, а этого – не купить, не подделать.