Балти выпил. Поморщился. Сернистая смесь достигла кишок и завела там такую барабанную зорю, что ее можно было принять за канонаду или извержение вулкана. Балти схватился за живот:

– Во имя Господа, женщина, за что ты меня отравила? Я прибыл с поручением от Ко…

– Ничего, ничего, миленький. Погодите немного. Это собственное снадобье губернатора. Он ведь еще и лекарь. У нас свой аптекарский огород, и преотменный.

В животе у Балти продолжали бушевать многочисленные цунами.

– Что… что ты мне дала? – простонал он, сжимая живот руками так, словно тот грозил лопнуть.

– Там яйца, перечный сок, толика рома и пара щепоток пороха.

– Пороха?! Ради бога, женщина! Ты меня убила!

– Ч-ш-ш. Губернатор говорит, что порох в этом зелье главное.

– Я умру. Здесь, в этой Богом забытой земле.

– Богом забытой, говорите? А я скажу, что Хартфорд христианский город, не хуже любого другого. Ежели вы пить не умеете, в том не Хартфорд виноват. Скажете, нет?

Умирать в таких мучениях было само по себе ужасно, а уж терпеть брань служанки, когда из тебя по капле вытекает жизнь… О жестокая судьба!

И вдруг в единый миг ревущий ураган в утробе Балти улегся и воцарилась внезапная тишина. Балти услышал безмятежные крики чаек над спокойными теперь водами. Пелена тумана спала с глаз, в ноздри проникли приятные запахи завтрака, и болезненная пульсация в черепе прекратилась.

– Ну и ну, – сказал он. – Ну и ну.

– Я же сказала, надо только погодить. А теперь садитесь завтракать.

Балти набросился на завтрак с аппетитом землекопа. Служанка сказала, что губернатор у себя в палатах, через двор.

Балти вышел во двор, моргая в безжалостном свете дня. На синем небе висели пушистые, непорочно-белые облачка. С реки дул ветерок. Вся эта свежесть словно призывала к добродетели. Балти все еще плоховато соображал, а то восхвалил бы Новую Англию за такой прекрасный весенний день.

Стражник впустил его в губернаторские палаты. Губернатор с Ханксом изучали бумаги, разложенные на столе.

– Ага, воскресший Лазарь! – сказал Уинтроп.

Ханкс быстро схватил со стола одну из бумаг и скрутил ее в трубку. Балти показалось, что от него что-то хотят скрыть.

– Готовы к путешествию? – спросил Ханкс. – Мы отбываем не позже чем через час. Губернатор предоставил нам шлюп.

– Что?

– Лодку. Вниз по реке, до форта Сэйбрук. Оттуда до Нью-Хейвена меньше дня верхом.

– Лодку? – мрачно повторил Балти. – Неужели отсюда до Нью-Хейвена нет дороги?

– Вижу, что вы не моряк, сэр, – сказал Уинтроп. – Не страшитесь. Это река, а не разъяренный океан.

Балти утешал себя тем, что в лодке, по крайней мере, не грозят встречи с кугуарами, вооруженными дикарями и призраками несчастных влюбленных. Он решил, что должен, хотя бы из соображений приличия, поинтересоваться картами, которые Ханкс и Уинтроп так пристально разглядывали. Он ткнул пальцем в остров, изображенный на одной из карт:

– Это Нью-Хейвен?

Собеседники ухмыльнулись.

– Простите нашу грубость, – сказал Уинтроп. – Нет, это Новый Амстердам. Он расположен на острове Манхатос.

Балти уткнулся в карту:

– Гм. Да, действительно. Так и есть.

Палец Уинтропа двинулся от Манхатоса дальше вдоль побережья.

– Вот здесь Новые Нидерланды граничат с Новой Англией. Граница. Или подобие таковой. – Он обвел пальцем большой круг. – Всей этой областью – значительной площади, пятьдесят тысяч акров, – владеет доктор Пелл из Фэрфилда. Что-то вроде ничьей земли, – Уинтроп хихикнул, – хотя доктор Пелл смотрит на нее по-другому. Здесь погибла миссис Хатчинсон. Энн Хатчинсон. Вы о ней слыхали?

У Балти не было сил притворяться. Он помотал головой.