– Все хуже, чем я предполагал. – произнёс Кузнецов, изучив больное животное. – У бедной кобылы наблюдается сразу три разновидности Сапа, кожная, носовая и лёгочная. Причём развитие болезни происходит стремительно. Что крайне нетипично. Обычно при заражении только инкубационный период занимает от 3 до 5 дней. А в данном случае все очень быстро.

– Возможно, лошадь была больна раньше, просто люди этого не замечали, и так заразились. А перенесённый стресс, связанный с нападением тигра, стал катализатором болезни. – предположила Татьяна.

– Возможно. И это, как бы не звучало странно, было бы даже хорошо. Тогда можно было бы купировать распространение болезни. Но я сомневаюсь, что все так просто. Нужно осмотреть тигра. Вы знаете, где его похоронили?

– Да. Здесь недалеко.

– Тогда ведите.

– Но. – стала возражать Татьяна. – По местным обычаям нельзя тревожить захоронение. Жители деревни верят, что это может разгневать Дух Тайги.

– Видите. А за Духа можете не тревожиться, его я беру на себя. – Кузнецов взял лопату, стоявшую в углу амбара. – А вам приказываю. – он обратился к пришедшим с ними солдатам. – Лошадь добить, чтоб не мучилась. Тело сжечь и соблюдать при этом все меры предосторожности. Приказ понятен?

– Так точно!

– Выполняйте. – сказал Александр Петрович, и они с Татьяной вышли на улицу.

В амбаре раздался выстрел.

Как и обещал Кузнецов, Вайчамди пропустили к внучке. Палатка, в которой лежала Аленушка, была большая и светлая, в ней поместились многие жители деревни, а тех, что не поместились, положили в ещё одну такую же палатку. Тихонько, на цыпочках, чтобы не разбудить больных и не мешать врачам, старый охотник дошёл до раскладушки, на которой лежала его внучка. Девочка спала, её руки обработали специальной мазью, а на лоб положили холодный компресс. Вайчамди присел на край раскладушки и стал смотреть за тем, как Аленушка спит. Его сердце сжималось от тревоги и бессилия. «Как же я, старый дурень, не уберёг внучку. Что я буду делать, если с ней что-то случится? Зачем мне тогда жить?». От тихих горестных раздумий старого охотника отвлёк тоненький голосок.

– Мапа, это ты? – спросила, приоткрыв глаза, Аленушка.

– Я, Чуиктэ, я.

– А мне такой странный сон приснился, будто меня из дома на носилках куда-то отнесли. А ты с нашим врачом Татьяной шёл рядом.

– Это не сон был, внученька. К нам в деревню приехали военные врачи. Они, узнав, что ты заболела, быстро собрали свои вещи и сразу к нам. Будут тебя лечить, а заодно и других наших деревенских подлечат.

– Вот и хорошо. Не хочу, чтобы все болели. И сама болеть не хочу.

Аленушка закашлялась, и старый охотник дал ей стакан воды, стоявший на табуретке рядом с раскладушкой. Когда кашель отступил, Аленушка сказала:

– А ещё, дедушка, мне мама приснилась. Она была такая же красивая, как на фотографиях, что ты и папа мне показывали. Она погладила меня по голове и сказала, чтобы я не сдавалась, и велела передать тебе, чтобы ты тоже руки не опускал.

На глазах старого охотника появились слезы. Вайчамди быстро вытер их, чтобы внучка не увидела.

– Обещаю, я руки не опущу. – произнёс старый охотник.

– Это хорошо. – Аленушка слегка улыбнулась и тут же уснула.

Вайчамди поправил её одеяло и перед уходом хотел поцеловать в лобик, но вовремя вспомнил, что этого делать нельзя. Поэтому на прощание погладил внучку по голове рукой в перчатке.

– То, что к внучке приходила Анда17, это не спроста. Духи хотят, чтобы я что-то сделал. Но что? – бубнил себе под нос Вайчамди, направляясь к выходу.

– Вайчамди. – окликнул охотника у самых полог палатки хриплый женский голос.