Вдоль этих стен шла узкая платформа, видимо, служившая пешеходной дорожкой. На стенах были какие-то отметины, которые могли быть следами отверстий таинственного ряда труб, прутьев и выпуклостей, проглядывавших то тут, то там из металлических поверхностей.

Финн заметил еще две металлические конструкции. Одна была набором тонких металлических столбов, стоящих прямо на земле около башни и образовавших почти прямоугольное ограждение. Они стояли довольно далеко друг от друга, так что между ними мог свободно пройти человек, и не ограждали ничего, кроме голой земли.

Другая конструкция была сплющенным яйцом вихревых саней, которые стояли пустыми у одной из подпорок коробкообразного строения.

По крайней мере, он знал, что это такое. Но подобное знакомство не было приятным. Он дрожал, по его телу ползли мурашки – не из-за холодного дождя, который продолжал беспрерывно лить, а из-за ощущения смутной угрозы, которая окружала таинственные строения.

Он оставался неподвижно лежать и наблюдать. Рабовладельцев видно не было, насколько он мог рассмотреть из своего выгодного укрытия, но вокруг строений двигалось достаточное количество других живых существ. И только некоторые из них были людьми.

Финн насчитал около двадцати человек различного возраста и роста. Все они – полуобнаженные, в лохмотьях и тряпье, которое когда-то было одеждой, – были грязными и делались еще грязнее от черной жижи, которую уныло месили под непрерывным дождем.

Некоторые были изранены – рука болтается или прижата к боку, полоска грязной ткани обмотана вокруг головы или конечности, – с бледными нездоровыми лицами, двигались медленно, словно несли тяжелую ношу без всякой надежды на избавление. Горло его перехватила горькая смесь гнева и жалости. Финн чувствовал себя так, словно смотрит на саму смерть.

Очень скоро он понял, что несчастные не двигались бы, не будь рядом других существ – порождений ночных кошмаров.

Обликом они слегка напоминали людей, но были также перекошены и деформированы, как перекошенные подпорки строений. Некоторые были низенькими, некоторые высокими, но все – массивные и крепко сбитые. У большинства вокруг чресл были обмотаны куски ткани, кое-кто был обут в грубые ботинки. Все остальные не были одеты, но тела их были сплошь покрыты плотным одеянием, напоминающим мех животных.

Финн не мог рассмотреть их лица, укрытые спутанными волосами и бородами, но они производили впечатление чего-то звериного – низкие, выдающиеся надбровья, грубые, жесткие черты лица, слишком большие зубы, больше похожие на клыки.

Финн насчитал полдюжины таких зверолюдей. Они, очевидно, были надсмотрщиками и вели людей на работу. У некоторых зверолюдей было примитивное оружие – столь же уродливое, как и они сами, – узловатая дубинка, заткнутая за пояс, длинный, страшного вида нож. Кроме того все они держали в руках короткие толстые стержни.

Когда человек поскальзывался, спотыкался или приостанавливался, не в силах брести дальше, из стержня вырывался красный световой луч около метра длиной. Звероподобный надсмотрщик свирепо хлестал этой нитью нарушителя, и до Финна доносился сквозь потоки дождя высокий слабый вопль безнадежности и агонии.

Каждый мускул на теле Финна напрягался от ярости. Но все же он не шевелился. Он оставался на краю обрыва и наблюдал, а день медленно шел к концу, дождь стих, а потом и совсем прекратился: клонящееся к закату солнце разорвало облака, чтобы пролить немного тепла на эту картину мучений и ужаса.

Он наблюдал и пытался понять. Он видел, что люди были просто тягловым скотом, многие из них таскали в грубых корзинах землю и битые камни из ямы под башней, другие, понукаемые зверолюдьми, носили странную ношу – пучки удивительно перепутанного металла, завернутые во что-то блестящее, – из коробкообразного строения в башню, передавая кому-то или чему-то, ожидавшему там.