– И какая из его версий тебе нравится больше?

– Та, что заставляет пить собственную мочу с целью наказания.

Цебермановский поворачивается к Гарику как раз в тот момент, когда того рвет уже второй раз подряд. Подошедшие к нему те самые администратор с охранником требуют прекратить пить то, что он пьет, после чего Гарик открывает крышку, смотрит на оставшееся в стакане количество и, до того, как охранник успевает отобрать стакан, вливает его содержимое в себя, выпивая залпом. После чего блюет уже в третий раз.

И тут у Фелиции тоже начинается рвотный позыв.

– Я больше не могу, – признается она, ощущая, как крутит живот. Отставляет от себя мохито и глубоко дышит. – Больше не могу.

А Цебермановский допивает свой коктейль до конца, продолжая смотреть на то, как Гарика уводят в уборную.

– Что теперь? – спрашивает Фелиция. – Ты сказал, что у тебя есть план.

– Метка, – произносит юный маг и взмахивает рукой, быстро указав пальцем на незадачливого шутника. На короткий миг на его спине вспыхивает алый символ, который мог заметить лишь сам заклинатель.

– Серьезно? – Фелиция оборачивается к своему «бойфренду», как выразился ее наставник днем ранее. – «Пометил» его с такого расстояния? Ты шутишь!

В ответ на это парень лишь самоуверенно ухмыляется.

– «Метку» накладывают с расстояния вытянутой руки! – она не верит. – Ты не мог его «пометить»! Ты врешь! Восьми магам из десяти и вовсе требуется непосредственный контакт!

– А одному из тысячи важно лишь видеть цель перед собой. И вообще не важно, какое расстояние.

– Нет таких магов.

– Есть, – он подзывает к их столику официантку. – И лично я знаю двух. Тебе еще коктейльчик?

Таксист останавливается там, где она и попросила – у клуба.

Она расплачивается и нерешительно покидает салон автомобиля. Очень медленно идет к месту, которое видит впервые, но которое очень отчетливо помнит из собственного сна. Очень живого и реалистичного сна. Она не верит, что что-то могло произойти, но все равно должна убедиться в этом лично.

Клуб сейчас закрыт (как и все подобные заведения в такое раннее время). Но закрыт лишь номинально, ибо двери его распахнуты навзничь.

Она медленно поднимается по лестнице и заходит внутрь. Пара уборщиц моют пол, пара молодых ребят ходят по залу, расставляя стулья. Какой-то красавчик настраивает звук на диджейском столе (ну или что он еще может там делать?).

Ее замечает не очень привлекательный пучеглазый парнишка, который до этого не был ею замечен.

– Привет, ты чего тут?

Он подходит к ней и улыбается своими зубами «в крапинку» – ну, такими, знаете, неоднородного цвета: где-то пожелтевшими, где-то почерневшими.

– Я… – она поежилась и обняла себя за плечи, – тут ничего страшного ночью не произошло? С одним… парнем…

– Ты про того козла, который со второго этажа на люстру прыгнул?

Она чуть было не расплакалась от накатившего на нее облегчения.

– С ним все ок, – говорит разноцветнозубый. Не «окей», а именно «ок». – Даже скорая не потребовалась. Встал и пошел дальше плясать. Так что можешь не волноваться за него. А что, твой родственник?

Она отрицательно покачала головой и прослезилась.

– А можно… мне в уборную? Пожалуйста.

– Да, конечно. Таким… милым девушкам отказать разве можно?

Он провел ее в туалет, но в женский. И она прошла мимо двери в мужской. Той самой двери, что была у нее во сне. Один в один.

– А можно мне сюда? – просит она, указывая пальцем на вход в женскую уборную.

– Ну… вообще она для мальчиков, но… сейчас все равно никого нет, так что… иди, а я тебя прикрою! – он подмигнул ей и широко улыбнулся, обнажая свои «черепаховые» зубы.