– Это ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что власть в наших руках!

– Эка куда загнул! Это мы и председателю указывать, значит, право имеем?!

Здесь Николай застопорился – в книге ничего не было сказано о юридических правах, и потому здесь заговорщикам нужно было квалифицированное мнение третьего лица.

На его роль был избран Синдеев – как теперь говорят, «мутный тип» с затуманенным прошлым, из которого было известно, что в молодости отбывал срок за кражу; нигде не работал, но всегда жил в достатке (из чего проистекал вывод о нечестном характере заработка); слыл человеком умудренным и даже, возможно (сплетни глупых баб) наделенным какой-то магической силой.

– Мы тут это, Семеныч, подумали… Зарплату в колхозе не платят…

– Денег не дам.

– Да нет, мы не об этом. Мы о том, что менять ситуацию надо.

– Ну… А от меня чего хотите?

– Как думаешь, имеем мы с мужиками право возмущаться и даже… меры принять?

– Какие это меры?

– Ну, предъяву выкатить председателю! – сказанное Николаем казалось таким пафосным и горделивым, что он произнес эту фразу с выражением какого-то особенно глубокого удовлетворения и мужественности на лице. Но, повстречавшись со взглядом Синдеева, стушевался и опустил глаза.

– А почему нет-то? Вы же – члены колхоза. Пайщики значит. Так?

– Ну.

– Значит, имеете право в любой момент общее собрание провести и принять любое решение на нем. Конечно, если большинство за будет.

Мужики переглянулись, довольно улыбаясь друг другу.

Михалыч пододвинулся ближе к хозяину дома, чтобы развить мысль:

– Слушай, Семеныч, насчет денег мы поняли… А пузырь самогона не дашь до понедельника?

Синдеев, помимо глубоких правовых и житейских знаний, обладал также знанием боевых искусств Древнего Востока, коим обучился в юности во время службы на подводной лодке в территориальных водах Эстонии, славной своими носителями корейских боевых традиций. А потому, когда вопрос посетителя казался ему оскорбительным, он без предупреждения вскакивал со своего места, выкрикивал некий победный клич типа «Хажжиме!» и наносил спутнику удар ребром ладони в лоб. Удар не сильный, но по манере исполнения столь пугающий, что даже самые отчаянные деревенские храбрецы, столкнувшись с этой боевой машиной на двух ногах, ретировались. А вы бы не ретировались, если бы после такого удара нанесший его стал бы подпрыгивать на одной ноге и причудливо раскидывать изломленные в локтях руки в разные стороны, то воздевая голову к небу, то опуская ее в пол и бормоча под нос себе какие-то малопонятные заклинания?! То-то же, страшно. Вся эта церемония и отличала, по мнению Синдеева, мастера боевых искусств от обычного селянина.

Конечно, Николай много раз видел па Джеки Чана в американо-китайских боевиках, и подергивания Синдеева мало их напоминали, но в деревне никто не умел и этого, а потому, несмотря на воспроизведенные им в отношении Михалыча столь противоречивые жесты, гости решили покинуть дом хозяина после первого же воинственного предупреждения.

Обратный путь Михалыч посвятил обсуждению своего унизительного поражения с самим собой, а Николаю не давали покоя более глобальные мысли.

– Ну как он меня, Колек! Да я его сам если что! Ну ты же меня знаешь!

– Ага… Да, да,.. – бормотал Николай, окидывая Михалыча отсутствующим взглядом. – Точно! Общее собрание надо провести!

Всю ночь Микола и Сергей Михайлович старательно рисовали объявления, а к утру отправились к базару, кинотеатру и зданию правления, чтобы расклеить плоды своего труда, доведя до сведения односельчан важную информацию.

– «Сегодня, в 19:00 будет собрание колхозников. Повестка дня: решение вопроса с зарплатой. Докладчик Орлов. Явка строго-настрого обязательна!» – председатель держал в руках сорванное объявление и мало чего понимал во всем происходящем. Единственное, что он четко понимал – так это то, что проведению сходки надо помешать. Однако, волна народного гнева уже начала подниматься в Ясакове, и одному человеку было не под силу ее остановить.