Марк старался скрыть накатившийся сплин, но женщины замечали эту унылость и минорное настроение. Одни устраивали ему показательные сцены, и он делал вывод, что они не такие умные, как ему казалось вначале, а другие просто уклонялись от дальнейших встреч, что очень радовало, давало возможность без преград вновь воспылать, получив в кровь порцию адреналина, и уже окончательно остыть, предвкушая следующее приключение.

И вот второй раз за сутки какая-то девчонка, которая в первый же день сдалась, кажется, сама напросилась на поцелуи, с первой минуты смотрела на него так, как фанатка пялится на кинозвезду или эстрадного идола...

Он сразу подумал, что её, наверное, следует выгнать. Дать денег и выгнать! Но, крепко сжимая кулаки, сообразил, что дело не в том, что ей некуда идти, а в том, что это бизнес сделал его жёстким и беспринципным. В конце концов, её можно устроить на завод младшим помощником… Нет, лучше старшим, не то младшего куда пошлют…

Однако Марк, как и предполагал, ощутил укол в сердце. Стоило ему лишь допустить мысль о расставании с Василисой, как он почувствовал, что не хочет, чтобы она ушла, не хочет, и всё!

Васька вернулась к нему в том же платье, в котором пришла вчера, и Марк внезапно понял, что ей больше нечего надеть. Он виновато погладил её руку и попросил:

– Я проголодался...

Тогда она молча поставила на стол тарелку с маленькими пирожками и отвернулась, опять изображая бурную деятельность у плиты.

– А ты? Я не буду есть один! – Марк демонстративно отодвинулся от стола, поймал смущённый взгляд из-под пышных ресниц и услышал ответное:

– Я не хочу, – тихо поговорила Васька, отчего ему вдруг стало весело.

– Врёшь! Хочешь! А если ты не будешь кушать, я не дам тебе вот что... – Марк буквально на минуту выскочил в прихожую, вернулся и жестом фокусника высыпал на стол гору конфет, завёрнутых в яркие фольгированные фантики.

Заворожённо глядя на блестящие в свете ламп, весёлые бумажки, она послушно налила и себе чашку бульона, взяла с тарелки пирожок.

Они сидели по разные стороны стола, обедали, и ему отчего-то подумалось, что их вполне можно принять за семью. Он посмотрел в настороженно ожидающие зелёные глаза и похвалил за приготовленный обед:

– Вкусно! Не ожидал, что ты настолько вкусно готовишь, Василиса!

Она просияла от комплимента и вскочила со стула, будто забыла что-то подать. Да, так и есть: принесла ещё маленькую тарелочку паштета и биточки с зелёным горошком.

– Приятного аппетита! – радушно сказала девчонка, не скрывая своего восторга.

Пряча улыбку, Марк удивлённо поднял бровь и уточнил:

– Неужели ты всё это из одной курицы сварганила?

– Ага. У меня ещё фарш лежит в холодильнике – на котлеты, – гордо заявила Васька. – Завтра пожарю… свеженькие…

И от детского самодовольства, зазвеневшего в её голосе, ему нестерпимо захотелось хохотать, баловаться, прям как в детстве, фиглярствовать, как в студенческом капустнике.

Он, паясничая, поклонился.

– Спасибо. Всё было очень вкусно! – поблагодарив, поцеловал ей руку, но в следующий миг не удержался и перевернул кверху её ладонь, надолго припав губами к бьющемуся пульсу. Он услышал, как часто, болезненно бьется её сердце, и решил, что не стоит дальше формировать события, отпустил тонкое запястье. – Бери свои конфеты, Василиса! Идём смотреть телевизор!

Марк, иногда поглядывая на неё, смотрел новостную программу, потом ему захотелось освежить в памяти фильм. Васька же, уютно свернувшись, как котёнок, в кресле, быстро, запоем читала какую-то книгу. Он заинтересованно наблюдал за ней, но не тревожил, а в десять вечера всё-таки встал, перевернул в её руках увесистый том и посмотрел на обложку. Нарисованный Андрей в танце нежно прижимал к себе такую же нарисованную Наташу Ростову. «Война и мир», в общем. Ещё одна книжка для восторженных девочек.