И ещё. Его дед, человек религиозный, часто говорил, что отпустятся все грехи тому, кто пригреет сироту… А кто же без греха?
Ничего себе пригрел! Марк рассматривал пятнышко крови на белой простыне, когда в комнату заглянула Васька и, чуть заискивая, сообщила:
– Вставайте! Завтрак готов!
Он ждал чего угодно: истерики, скандала, нахальных требований, – но когда удивлённо посмотрел на наливающиеся краской смущения щёки, в виноватые зелёные глаза, то молча, в чём мать родила поднялся с порочной постели и прошёл к шкафу. Ну а чего, собственно, стесняться после того, что было?
Девочка охнула, ещё больше зарумянилась и быстро захлопнула дверь в спальню.
«Я дам ей хорошее приданое...» – подумал он, запивая соком блинчики, которые неспешно макал в густую сметану. Марк попытался сообразить, с кем её можно познакомить, и от своих же мыслей подавился, устыдился: как крепостник, откупающийся от надоевшей холопки!
А потом машинально, на одном порыве пробурчал:
– Прости, я виноват…
– Это я во всём виновата, – кажется, проглотив слезу, прошептала она. – Мужчина – он ведь что… Женщина должна думать… – сдавленно поговорила Васька и подняла на него просящие глаза. – Вы меня прогоните?
Марк передёрнулся, почувствовав себя последней тварью. Он хотел подойти, прижать к себе этого обиженного ребёнка, но даже мысль о том, что у него самого могла бы быть такая дочь, если бы в десятом классе родители не увезли одноклассницу Лизу в другой город, в которую он был тогда, кажется, по-настоящему влюблён, не отогнала внезапно возникшего приятного томления и сладкого воспоминания о ночных ласках Васьки.
Опустив глаза, он резко бросил:
– Нет! А ты сегодня полежи, ничего не делай! – дёргано приказал он, сам не понимая, откуда в нём взялась эта злость.
– Ну что вы! Буду я ещё лежать! Я что, старуха? – обиженно сказала Васька. – Приходите лучше обедать домой. Я курицу разморозила…
Она прошлась по квартире. Поменяла простынь, понесла запачканное постельное бельё в ванную. Оттирая с мылом под потоком холодной воды кровавое пятнышко, Васька тоскливо подумала: «Какая же я дура! Он, конечно, красивый… и добрый, но зачем... Зачем? Я что, какая-то…» – даже про себя она не могла произнести это страшное слово. Но Васька видела такую на вокзале, и не одну. Все были как на подбор: нарядные, размалёванные, нахальные. Она с опаской посмотрела в большое круглое зеркало, придирчиво оглядела светловолосую девчонку с заплаканными зелёными глазами и красным от слёз носом. Попыталась сложить в улыбку трясущиеся пухлые губы, чтобы успокоиться, и вслух сказала:
– Нет! Совсем не похожа!
Вздёрнув подбородок и всхлипнув от досады и обиды на саму себя, она гордо прошла в спальню, забрала со стула его грязную рубаху, неожиданно остро почувствовала исходящий от вещей знакомый запах одеколона и снова заплакала, вспомнив как ей вчера было хорошо.
Это было лучше, чем самая интересная книга, чем увлекательное кино про любовь, чем долгожданный подарок на день рождения. Это было на самом деле так хорошо, но в то же время так постыдно, так неправильно. Ведь подобного допустить было нельзя: он взрослый, он хозяин, а она… Она его лет на двадцать моложе, ну, может, меньше, но всё равно… Она работает него, обещала быть порядочной, проживая в его доме.
Нечто похожее на сон или сюжет из бразильского сериала… Нарочно не придумаешь! Васька задумчиво отнесла вещи в ванную, с теми же тяжёлыми мыслями уложила их в стиральную машину и решила: всё, этого больше не повторится!
4. Глава 4
Целый день занимаясь привычными производственными делами, Марк постоянно испытывал некий дискомфорт. Не то чтобы его мучило чувство вины: в конце концов, в наше время это просто пережиток прошлого, и современные девчонки совсем иначе воспринимают легкомысленные и случайные отношения с мужчиной. Но вот – он даже размечтался – если бы она устроила истерику, закричала, обвиняя его в соблазнении и склонению к половой связи… Но ведь, чёрт возьми, она промолчала и даже приготовила вкусный завтрак, позвала на обед и скрылась подальше с глаз… Разве такое бывает?