В такси осмотрела себя придирчивей, дома от внутренней паники плохо соображала. Синяк на лбу и царапину постаралась скрыть волосами, царапина всё равно выглядывала, но уже не казалась страшной. Разбитая коленка скрыта длинными светлыми брюками-палаццо, блуза с асимметричной горловиной, босоножки на каблуке. Немного блеска для губ, совсем чуть-чуть косметики. Отлично! Всё, что нужно – скрыто, что необходимо – подчёркнуто.

К проходной я шла на негнущихся, онемевших ногах, казалось, земля качалась под ногами. Голова кружилась, во рту пересохло, стало одновременно холодно и жарко, торт трясся от тремора в руках.

– Из какого отряда? – спросил хмурый охранник в форме.

По моему мнению охранник. В званиях и форме я совсем не разбиралась.

– Не знаю… – растерялась я.

– Понятно, – меня окинули таким взглядом, что захотелось провалиться сквозь землю, как минимум уйти, не терпеть унижение. – Подождите, дамочка, там, – охранник указал на скамейку у вертушки, сам же закрыл стекло и взял в руки трубку стационарного телефона.

Минут через пятнадцать-двадцать, когда я решила, что лучше уехать не солоно хлебавши, чем изображать памятник женскому долготерпению, в домике-проходной появился Паша.

Увидел меня, замер. Взлохматил пятернёй волосы таким привычным движением, что стало больно, тошно, тоскливо.

– Марина? – спросил он, будто не верил своим глазам или не узнавал меня. – Степаныч, я на пять сек, добро? – обратился он к охраннику.

– Увидит старший, нарвёшься. Иди уже, Ромео недоделанный, – недовольно проворчал тот.

Мы вышли на улицу, туда, где была парковка автомобилей, теснилось несколько машин-такси, стоял видавший виды автобус, красовались увядшими цветами клумбы из автомобильных покрышек, выкрашенных в радостный голубой цвет.

– Я торт привезла, сама пекла, – промямлила я, теряя всю решимость, которой и не было. – Спасибо! – выпалила.

– За что? – Паша оглядел меня с ног до головы и обратно.

Я так и стояла с яркой коробкой, на которой красовался алый бант, понимая, насколько же глупо звучит жалкое «спасибо». Спасибо за то, что походя трахнул меня, лишил между делом девственности и не сказал дежурное «прости»? За подобное благодарят? В каком мире, интересно?

– Ты спас меня, – прошептала я, отступая на пару шагов, всё ещё держа дебильный торт.

– Марина…

Почувствовала, как горячие мужские пальцы прикасаются к моим пальцам, обхватывая коробку. Ощущала, что большие пальцы гладят мои, слегка надавливая, словно приободряя.

Вскинула взгляд, окунулась в серые, внимательные глаза со всеми бесчисленными оттенками, какие только могут существовать у радужки. Паша смотрел внимательно, он будто хотел что-то сказать, сделать, на что-то решиться, только через секунду его лицо исказила гримаса боли, и я услышала:

– Я женат, Марин.

От неожиданности буквально отскочила. Чудом торт остался в руках Паши, не упал, не размазался по асфальту, как мои несчастное сердце и гордость.

– Марина, подожди, – услышала я за спиной. Обернулась, силясь не разреветься. Не стоит нелепый инцидент с потерей невинности моих слёз. – Дашь свой телефон?

Вместо того чтобы послать наглого женатика, я покорно продиктовала номер, услышала короткий прозвон, машинально достала телефон из сумочки, посмотрела в отупении на незнакомые цифры.

– Мой номер, – пояснил Паша. – Звони, если что.

Звони, если что. Если что – звони. Если что – это что? Если беременная?

12. Глава 12. Павел

Пашка припарковал машину, заглушил двигатель, опустил голову на руль и закрыл глаза. Ноги домой не несли, в памяти крутилась одна и та же картинка: Марина – такая молоденькая, стройная, будто нереальная, спешно садится в такси, отворачивается от окна, чтобы не смотреть на него, и уезжает.