Он навалился на Марину, сообразив кинув под неё свою куртку и придержать, чтобы не упала плашмя. Навис сверху, смотрел бесконечно долгие секунды. Вжался в тело, раздвигая своим коленом её ноги, которые всё ещё были в ненужных в этой ситуации джинсах.

Стоило бы уделить внимание предварительным ласкам, обнимать эту девушку с удивительными глазами долго-долго, ласкать её отчаянно нежно, но ни на что подобное Пашка был попросту не способен. Для этого пришлось бы задуматься хотя бы на долю секунды, остановить себя.

Он же только и мог, что проводить руками по телу, от которого буквально сошёл с ума, оглох, ослеп, потерялся во времени и пространстве, да справится с замком на джинсах. Сначала её, а потом с кнопками на своих штанах.

Марина приподняла ягодицы, он легко стащил джинсы, благо фасон был достаточно широкий, следом скинул свои штаны вместе с бельём. Остановился перевести дыхание, всего на мгновение, на большее не был способен физически.

Глянул на Марину. Светлые, какие-то совсем простые трусы-шортики с крошечным бантиком сверху. Подрагивающий пупок на плоском девичьим животе, тонкая талия. Небольшая грудь, которую хотелось сжимать, мять, перекатывать соски, так, что пальцы вздрогнули от этого желания. Ключицы, яремная ямка, где бешено бился пульс. Шея, покрасневшие скулы, поплывший в истоме взгляд, раскиданные наполовину по куртке, наполовину по мху волосы.

Всё увидел за доли секунды, запомнил, запечатлел в памяти. Навис сверху, выверенным движением снял трусы эти, шортики, с бантиком. Машинально провёл рукой, почувствовал желанную гладкость и влагу, много влаги.

Пристроился ко входу. Зачем-то задержался взглядом на отрешённом лице Марины, мелькнула царапающая, странная мысль, что что-то не так, не то, не… но мысль, как мелькнула, так и погибла под спудом похоти, поглотившей Пашку с головы до ног.

Он вошёл небыстро, но одним выверенным движением. Что почувствовал? Тесноту, обжимающую, обжигающую, непривычную. Стиснул зубы, зашипел, слизал капельку пота у губы. Начал двигаться, сначала осторожно, ожидая ответа, но мужская природа, почти звериная, быстро брала вверх над человеческой сущностью.

Постепенно темп нарастал. Пашка переставал соображать кто он, где, с кем. Подтянул ноги Марины в коленях, постарался раздвинуть их – слишком тесно, было бы дискомфортно, не будь так невыносимо сладко.

Двигался, двигался, двигался, наращивал скорость, менял угол проникновения. Упивался горячим, глубоким дыханием Марины, которое бывает только при откровенном женском удовольствии, страсти, желании. Ощущением впившихся ногтей в его спину, губ на своих губах, срывающихся женских стонов под ним, пока, наконец, свет окончательно не померк в глазах.

Невероятным чудом, не иначе по наитию, он успел вытащить член из горячей, обхватывающей плоти и кончить на женский живот, который в эти мгновения подрагивал.

В бессилии упал рядом, рванул на себя Марину, затих, пытаясь собраться, восстановить дыхание, разобраться, что вообще случилось, где, с кем. В какой точке пространства и времени они сейчас находились.

Кажется, они провалились в небытие. Сколько они пролежали вот так, не шевелясь, Пашка не мог сказать точно. Наверняка не слишком долго, судя по не сожранным комарами вконец оголённым частям тела.

Он пошевелился, растолкал полусонную Марину, оглядел её снова, с удивлением отмечая, что она всё ещё прекрасна для него и так же желанна. Не такой большой опыт был у Паши до Лены, он вообще ходоком никогда не считался, но одноразовый секс всегда заканчивался отторжением к партнёрше – это была аксиома. Здесь же ничего подобного не произошло. Напротив, появилось тепло в груди, щемящее, жалящее, острое. Не иначе наваждение, морок, чудо.